Уже в полете, похолодев с головы до ног, он подумал, что в жизни не совершал большей глупости. И весь напрягся, пытаясь подтянуть ноги к животу и готовясь к последнему страшному удару о землю. Ветер свистел в ушах… но тут что-то случилось. Как бывает во сне, когда вдруг начинаешь падать в бездну, стремительно кружась, и просыпаешься, сильно вздрогнув всем телом… так и Баламут, содрогнувшись, открыл глаза и обнаружил, что стоит на земле. Никакого удара он не почувствовал вовсе, и хотя ноги держали его не слишком уверенно, однако обе были целы. Голова кружилась, белый всадник с колдуном виделись маленькими, словно находились на краю земли. Доркин с трудом заставил себя сделать первый шаг, а затем побежал им навстречу.

* * *

Услышав боевой рог, принцесса Маэлиналь вздрогнула и невольным движением приложила руку к сердцу. Хорас припал к окну вплотную.

– Как он спешит!

Демон на мгновение оглянулся на принцессу, и при виде его лица, искаженного нечестивой радостью, ей сделалось совсем дурно.

– Ничего, подождет!

Он снова уткнулся в окно. А Маэлиналь дрожащими губами беззвучно зашептала слова молитвы.

Рог прозвучал второй раз. Хорас не шевельнулся.

Ей очень хотелось уйти отсюда, но она не в состоянии была сдвинуться с места. Кровь стучала в висках, и все, что она сейчас могла, – это просить, чтобы молодой король опомнился, ушел, отказался от боя. Хотя бы отсрочки!.. пусть Хорас ищет его и не может найти!

И тут Хорас внезапно отпрянул от окна.

– Идите к себе, – резко сказал он, глядя на принцессу без тени обычной насмешливости, скорее даже злобно. – Время настало. Черт… как я не подумал, что проклятая птица может проболтаться!

Он стремительными шагами вышел из комнаты, как будто забыв о Маэлиналь. Но нет – на смену ему тотчас явились стражники, готовые сопровождать принцессу до ее покоев.

Что-то произошло, поняла она, что-то, непредусмотренное злым духом, и робкая надежда проснулась в ее сердце. И как ни мала была эта надежда, она придала девушке силы подняться и поспешить к себе.

В покои свои она почти вбежала, не заботясь о королевском достоинстве. Фируза и Овечкин, уже стоявшие у окна, забранного решеткой, повернули к ней взволнованные лица и поспешно расступились, уступая место. Приникнув к окну, принцесса Маэлиналь увидела медленно движущегося белого всадника, ожидающего ответа на свой вызов. Поодаль от него, на краю предназначенного для ристалища поля, стояли еще два человека. Но всмотрелась ли она в их лица и узнала ли своего верного друга Баламута, вырвавшегося таки из заточения, осталось неизвестным, ибо она не проронила ни звука…

* * *

Маколей готовился уже протрубить в третий раз, когда услышал пронзительный свист и предостерегающий крик Босоногого колдуна. Он отвел руку и успел увидеть головокружительный прыжок Баламута – весьма странный прыжок, с резким замедлением падения в метре от земли, – и, не зная, друг это или враг, схватился за меч.

Босоногий колдун кинулся было навстречу Доркину, но, спохватившись, остановился и поднял руки в магическом жесте, защищая королевского шута от могущего последовать в спину удара.

– Это свой, Никса, – задыхаясь от напряжения, бросил он молодому королю. – Погодите трубить!

Баламут Доркин принялся кричать еще на бегу:

– Колдун, поворачивай назад! Назад… останови этого самоубийцу!

Аркадий Степанович все-таки пробежал несколько шагов, приобнял его на мгновение, но тут же, схватив за руку, оттащил в сторону с пути белого коня.

– Поздно, пожалуй, – сердито сказал он. – Что случилось?

Смотрел он при этом мимо Баламута, в сторону крепости Хораса, и Никса Маколей смотрел туда же. Баламут оглянулся.

Черная кованая решетка, закрывавшая арку проезда в центре здания, медленно расходилась.

– Нельзя ему драться, колдун! – отчаянно выкрикнул Доркин. – Хорас победит… выслушай же меня! Он – из мира голодных духов и собирается вселиться в человеческое тело… в его тело! – Он ткнул рукою в сторону Маколея. – И у него есть камень стау!

Баламут добился своего – босоногий старец, позабыв о раздвигающейся решетке, повернулся к нему.

– Камень стау! – выдохнул он. – Господи, спаси и помилуй!

Все краски сбежали с его лица, и он бросил испуганный взгляд на Никсу Маколея. Тот, словно не слыша ничего, по-прежнему не отводил глаз от ворот.

– Никса!

– Поздно, – лаконично ответил молодой король и крепче сжал рукоять меча.

– Следи за его свободной рукой! – крикнул старец. – Ты понял – за свободной рукой! Не давай ему ничего бросить в тебя! Не думай о его рогах… пропади все пропадом… следи за рукой!

– Я понял.

И Маколей, сжав губы, двинул коня вперед. Босоногий колдун и Доркин уставились на ворота.

Из-под арки медленно выехал всадник в черных латах, на черном коне. Нагрудную пластину его панциря украшало нанесенное белой фосфоресцирующей краской изображение смерти с косою – изображение мастерское, невольно притягивающее взгляд.

Босоногий колдун сплюнул и отвернулся.

– Я же говорил, – с тоскою и отвращением сказал он. – Любитель театральных эффектов…

Будь Хорас обычным человеком, отнюдь не уверенным в исходе боя, его, пожалуй, могло бы смутить ставшее вдруг совершенно безмятежным выражение лица молодого короля. На губах Никсы Маколея заиграла даже беззаботная улыбка, словно он выехал всего лишь поразмяться в дружеском поединке. И под улыбкою этой, в сдержанности его движений, в искрящихся весельем глазах таилась такая угроза, что насторожился бы всякий, даже очень уверенный в себе человек.

Но Хорас обычным человеком не был, в оценке сил своего противника не нуждался, и потому ничто его не насторожило. Тем неожиданней явилось для него нападение, ибо Маколей вдруг резко пришпорил своего коня и бросился вперед, презрев все вступительные церемониалы битвы. И улыбка молодого короля стала страшной, когда с первых же секунд обнаружилось, что кем бы там ни был Хорас – духом или не духом, – но мечом по сравнению с Никсой он владеет неважно. Будь он обычным человеком, с ним было бы кончено в полминуты.

Меч Маколея был, казалось, повсюду вокруг него, обратившись в сверкающий вихрь. Автоматически начав защищаться и отступая, Хорас сразу же пропустил несколько страшных ударов, которые, впрочем, не причинили ему ни малейшего вреда, разрубив только латы и беспрепятственно пройдя сквозь нематериальную плоть. В числе их был и удар по голове, смявший вороненый шлем, магический удар, которого должен был дожидаться Босоногий колдун.

Однако и Аркадия Степановича стремительная атака молодого короля захватила врасплох, и он замешкался в удивлении, ибо давненько не видывал ничего подобного на своем долгом веку. Перед ним был истинный мастер меча, владеющий не только сложнейшими приемами этого искусства, но и умеющий вводить себя перед боем в то единственное состояние духа, которое безотказно дарует победу. Только равный мастер мог бы устоять перед ним… или бессмертный.