Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эвон, завела! – услыхав слова княжны, удивился разбойный капитан. – Там же турки.
– И что с того? Турки паломников пропускают, об том у султана турецкого с Константинопольским патриархом договоренность есть. Так что – на Афон идем, в обители тамошние. О том посейчас всем и скажу.
Версты через три зимник вывел процессию на широкий тракт, называемый, как удалось услышать Арцыбашеву, Витебской дорогой.
Витебск! Значит, точно – в Литве. В землях Великого княжества Литовского, с недавних пор составной части польско-литовского государства – Речи Посполитой.
Кругом становилось людно – то и дело попадались крестьянские возы, груженные соломой и мороженой рыбой, проносились всадники, а вот потянулся большой купеческий караван с какими-то кадками, ящиками, горшками.
Подвернувшая ногу панночка Янина ехала впереди, на гнедом коне, рядом с молодым человеком в коротком кафтане с обильной тесьмой – кунтуше и саблей. В Речи засапожные ножи не котировались, там сабли носили, а в западной и южной Польше – шпаги. Иному мелкому феодалу – шляхтичу – ни сабли, ни шпаги купить было не на что, и тогда он просто вырезал подобие клинка из тонкой жести и гордо привешивал к поясу, чтоб все видели – ясновельможный пан идет! Правда, и кушать-то такому пану частенько бывало нечего, и прозывались подобные, с позволенья сказать, дворяне – загоновой шляхтой, что в переводе на современный российский новояз означало – нищеброды отстойные.
Крестьяне панночке кланялись, ломали шапки, а едущего рядом с ней шляхтича уважительно именовали пан Гнат. Это был молодой человек лет двадцати пяти, среднего роста шатен с красивым и злым лицом, обрамленным небольшими усиками и бородкой. Что придавало взгляду панича злость, сказать было трудно: может быть, суженные глаза, или, скорее, тонкий, с хищной горбинкою, нос. Аристократически маленькие руки Гната обтягивали замшевые перчатки весьма искусной выделки. Точно такие же имелись и у Янины. Панночка если и приходилась родственницей сему молодому пану, то весьма дальней, о чем можно было судить по многозначительным пылким взглядам, которыми Гнат одаривал свою юную спутницу, изящную блондинку с пронзительно голубыми очами. Красивая, да… Впрочем, ничуть не красивее Марьюшки… или даже Сашки.
Подумав так, Леонид даже хмыкнул: это ж надо, сколько красавиц вокруг собралось! Прямо как три солнышка на небосклон выкатило.
Примерно через полчаса пути показалось обширное село со старинной каменной церковью, а за ним, на невысоком холме – замок, отличающийся от замков ливонских рыцарей разве что покатыми крышами да замысловатыми бревенчатыми хоромами, выстроенными за мощными стенами в истинно русском духе.
– Комашев, – скосив глаза на Магнуса, пояснил-похвастал едущий рядом страж. – Пана нашего, Греся Комашевского. И все села да деревни в округе – его.
– Вижу, богат ваш пан, – якобы с восхищением покивал Леонид.
Парень приосанился:
– Да уж, не беден.
С таким видом сказал, будто этот замок, и село это, и вообще все вокруг принадлежало именно ему, а не ясновельможному пану.
Кстати, голубоглазая панночка Янина на своих спасителей даже не оборачивалась, полностью поглощенная переглядками-пересмешками с Гнатом. Арцыбашев на нее надеялся, раз уж от верной смерти спасли, так должна же быть в спасенной хоть какая-то благодарность. Не может такого быть, чтобы не было.
Въехав в замок через широкие ворота, процессия остановилась. Просторный двор казался пустым, лишь в отдалении дворовые девки кололи дрова, да слуги сгребали снег большими деревянными лопатами. Впрочем, к приехавшим тут же подскочил какой-то воин в кирасе и круглом солдатском шлеме.
– Этих пока в башню, – кивнул на беглецов Гнат. – Пан Гресь приедет, там и решит.
– Эй, эй, как это – в башню? – сплюнув, Михутря возмущенно замахал руками. – А покормить? Девушка, мы ж вас спасли!
– Да, покормите их, – наконец оглянулась Янина. – А там уж что дядюшка скажет.
Захлопнулась за беглецами массивная, окованная железными полосами дверь. Стало как-то темновато и тесно, хотя задержанных вовсе не поместили в подвал. Судя по окнам, их узилище располагалось на первом этаже и представляло собой самую обычную караулку, вроде той, что изображена на картине «Ночной дозор» Рембрандта. Единственное окно выходило во двор и было забрано частым свинцовым переплетом со вставленными кусочками слюды.
Вдоль стен располагались неширокие, отполированные до тусклого блеска лавки, посередине же стоял широченный квадратный стол, явно предназначенный для чистки мушкетов и аркебуз. В углу виднелась деревянная пирамида для алебард, у двери – подставка для чистки обуви и щетка.
Скучать узникам долго не пришлось, обед принесли довольно-таки быстро – ржаной каравай и большую дымящуюся миску с кашей. Проголодавшиеся беглецы, усевшись вокруг, сноровисто заработали ложками… у кого таковые имелись. У мелких отроков – Егорки и Левки – не имелось, и парни терпеливо ждали, пока кто-нибудь, наевшись, не пожертвует им свою.
То же самое касалось и Магнуса, у которого ложка вообще-то была, но король благородно отдал ее супруге. Отдал и не успел даже попробовать пищу – в дверь заглянул давешний солдатик в каске и, уткнув палец Арцыбашеву в грудь, грозно произнес:
– Ты!
– Что значит – ты? – Магнус недовольно повел плечом.
– Ты первый, – сквозь зубы пояснил служивый. – На допрос иди, понял? Ну, живо давай.
На допрос так на допрос. Хорошо, долго не мариновали, наверное, местный ясновельможный пан уже вернулся с охоты. В сопровождении двух воинов с саблями Арцыбашев наискось пересек двор и, поднявшись по невысокому каменному крыльцу, пристроенному к двухэтажным палатам, оказался в довольно-таки просторном помещении, чем-то напоминавшем монастырскую трапезную. Тусклый дневной свет, падавший сквозь узкие запыленные окна, освещал длинный стол с такими же длинными скамейками и высоким резным креслом в торце. В кресле, хищно прищурившись, сидел пан Гресь в зеленом охотничьем кафтане, рядом с ним поигрывали плетками двое дюжих молодцев-слуг, еще такая же парочка маячила у двери. В глубине залы, вытянув ноги, сидел на скамеечке какой-то тип в сутане или рясе с наброшенным на голову капюшоном и, казалось, спал. Да, наверное, так и было – дремал себе и в беседу не вмешивался.
– Ты говоришь, что вы все – паломники из Новгорода? – скривив губы, негромко спросил пан.
Магнус с достоинством поклонился:
– То так. Идем в Афон, местам святым поклониться.
– Однако далече собрались, – хмыкнув, хозяин замка подергал левый ус. – Кстати, Новгород – город Московского царства, с коим мой сюзерен находится в состоянии войны. Впрочем, я понимаю, война войной, а вера – верой. Если вы действительно мирные паломники, я вас отпущу, и даже более того, дам с собой провожатых – они доведут вас до Орши. А там уж – торговый тракт в Гомель и Киев.
– Вы очень добры, ясновельможный пан, – приложив руку к сердцу, снова поклонился Арцыбашев.