Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олмиц спросил осторожно:
– На стадии отладки? Не допустит ли ошибок?
Гартвиг покачал головой:
– Результат был перепроверен на двух других сверхмощныхкомпьютерах. Разница лишь в скорости вычислений. Хочу добавить, что как раз навооружение поступило оружие нового поколения. В первую очередь я имею в видутри разновидности роботов-комаров: два из них для наблюдения и сбораинформации, а третий для уничтожения живой силы и боевой техники. При попыткезахвата такой «комар» взрывается, как крупный фугас. С ними мы имеем абсолютныйконтроль над всем, что происходит.
– А спутники? – спросил Бульдинг.
– Спутники рассмотрят комара на поверхности, –ответил Гартвиг, – но не заметят слона в бункере. А наши боевые «комары»умеют незаметно проникать во все укрытия. Словом, со стороны военных операцияобеспечена всем. Другое дело, пришлось повозиться с военными специалистами…
Файтер повернулся к Герцу:
– Насколько обеспечена секретность?
Директор Управления национальной безопасности доложил четко:
– С моей стороны сделано все, чем мое ведомство моглопомочь. Но это военный городок, он целиком под управлением военногоминистерства…
Гартвиг сказал солидно:
– На первом этапе со всех специалистов взята подписка онеразглашении. После чего их всех поселили в закрытый городок типа Лос-Аламоса.Связи с внешним миром – никакой. Кроме того, установлено круглосуточноенаблюдение за каждым, об этом знают, специально оговорено в контракте, чтобы невопили о нарушении их личных свобод…
Файтер прервал:
– Контракт оговаривали заранее?
Гартвиг поморщился:
– Шутите? Уже в городке, когда за спиной захлопнулисьжелезные ворота, когда разместились и сообщили им, какие баснословные деньгиполучат за свои два-три месяца работы в закрытом городке… Представьте себе, всеоказались настоящими американцами!
– То есть их заинтересовало только количество нулей вграфе «Гонорар»?
– Верно. А уж потом, когда им огласили условия работы,все начали требовать льгот, приплат, добавок, повышенных ставок.
– И как?
– Разумеется, во всем пошли навстречу. Все-таки этопоследняя битва!.. После этого все танковые армии распускаем, танки напереплавку, а танкистов – на обучение гражданским профессиям. Ради такойзахватывающей дух перспективы жалко ли переплатить несколько лишних миллиардовдолларов?
Файтер криво усмехнулся:
– Тем более что теперь не сами платим за все, априпрягли весь мир. Но все равно как-то нужно будет объяснить конгрессу,сенату…
Гартвиг вскинул брови:
– Не заранее, надеюсь?
Файтер усмехнулся. Сейчас, когда в район предполагаемыхбоевых действий начинают стягиваться морские силы, военно-космические, аэлитные коммандос уже там, на месте, любое сообщение уж точно не будет«заранее».
– Но объяснить придется, – напомнил он.
– Члены конгресса почти все немолоды, – сказал Гартвигуспокаивающе, – многие из них еще помнят свое детство, когда варварскиебомбежки превращали целые города в развалины! Подумать только, при каждомналете погибали тысячи и тысячи мирных жителей! Самым успокаивающим для нихбудет сообщение, что не будет танковых колонн, что прут через всю страну,разрушая кибуцы, разгоняя скот, а наши доблестные солдаты не стреляют по всему,что движется. Вы сами понимаете, что мир изменился…
Ваучер сказал сварливо:
– Это мир! А вы изменились?
– Вы лично меня хотите уесть, – поинтересовалсяГартвиг, – или вообще военных, как меднолобых? Если о военных, то скажувашим конгрессменам, как вот сейчас вам, что в современной войне всеограничится хирургическими ударами по военным объектам, электростанциям и прочимузлам израильской инфраструктуры. Массовой гибели людей уже не допускается.Вообще не будет гибели гражданских людей.
– А не гражданских?
– Даже потери среди израильских военных постараемсяизбежать. Зачем? Все мы люди, все должны жить и… работать на благо человечества.Всего человечества, напоминаю, если вы вдруг почему-то забыли. Война будетисключительно гуманной. Но зато будет дикий страх в Тель-Авиве, никто не хочетпогибать, этот страх свяжет им руки.
Ваучер сказал раздраженно:
– Как же, помню, помню… Вот точно так же, в этой позе иповодя в воздухе ручкой, то же самое красиво и очень убедительно говорилинасчет Ирака. Но ракеты часто отклонялись. Тем более нельзя, чтобы такоеслучилось в Израиле.
Гартвиг кивнул, взгляд его оставался непроницаем, как илицо.
– Я понимаю вас. В самом деле, евреи – не арабы.Последних не жалко, мусульмане все – враги. Уверяю вас, сейчас на вооружениепоступило оружие нового поколения. Ракета, запущенная за пять тысяч миль,попадает в брошенную на землю монету! И отклониться от цели уже физически неможет: новейшая система управления полетом не позволяет отклоняться ни намиллиметр. Это будет трехминутная война: неожиданный массированный удар авиациии крылатых ракет неядерными высокоточными боеприпасами по стартовым позициямизраильских ПВО, подавление всякой деятельности на военных аэродромах…
Ваучер буркнул:
– Ладно, это скажете конгрессу. А нам?
Гартвиг сказал с видимым удовольствием:
– Три года назад мы могли обрушить на противника тритысячи тонн высокоточного оружия, а в этом году уже тридцать тысяч тонн!.. Надосказать, что за неимением другого противника я распорядился израсходовать всетридцать тысяч тонн. Я имею в виду, что следующим противником будет разве чтокосмический флот из другой галактики, но к тому времени мы разработаем и оружиепомощнее.
Файтер заметил сухо:
– Это разумно. Тем более что деятельность военныхзаводов мы начали сворачивать еще с прошлого года. За три года нужно остановитьне меньше чем семьдесят процентов производства танков, боевых самолетов,подводных лодок. И освободить военные склады, которые сможем приспособить подболее разумные цели.
Гартвиг указал на экран:
– Самые разумные цели – вот там.
Ваучер сказал напряженно:
– Я одного не понимаю. Если «Эллинизация» в самом деленапрямую продолжает то благороднейшее дело, которое начато было АлександромМакедонским, то зачем планирование этих жестоких ударов? Зачем взрывать мосты,дамбы, информационные центры и промышленные объекты? Если мы хотим всего лишьэллинизировать израильтян, то есть – американизировать?
Гартвиг окинул взглядом всех, его слушают внимательно,улыбнулся с явным превосходством человека с «кольтом» над простым пастухом.