— Саш, — по скрипу половиц, понимаю, что он совсем близко. Матрас продавливается под его весом и кровать натужно всхлипывает, грозясь отдать концы под нами.— Всё было против твоей беременности. Эти дети не должны были появиться на свет, — его широкая теплая ладонь ложиться на мой затылок и нежно поглаживает по волосам.

— Замолчи! — скидываю с себя его руку, ощетинившись, точно еж. — В том, что я сейчас могу их потерять виноват только ты! Специально заставлял меня бегать на шпильках, носить тяжести и работать до седьмого пота!

— Если тебе легче думать, что я — причина всех твоих бед, думай!

— Уходи! Я не хочу тебя больше видеть! — не реветь! Только не реветь! Ну, зачем он вновь и вновь испытывает мои нервы на прочность?

— Хорошо, но сначала отвезу тебя к доценту.

— Никуда я с тобой не поеду.

— Будешь сохранять?

— Да! Специально для особо тупых повторяю: АБОРТ Я НЕ СДЕЛАЮ, ЗА СВОИХ ДЕТЕЙ БУДУ БИТЬСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО!!!

— Интересно, много ли ты добьешься в этой помойке? — насмешливо фыркает он.

Я перестаю реагировать. Всё. С этого момента он умер для меня как мужчина. Даже сразу как-то легчает на душе после принятого решения.

— Игнорируешь? Ну что ж, удачи тебе не пожелаю! После выкидыша жду на работе. Смотри, чтобы тебе чего заразного здесь не занесли!

А мне что? Квакает лягушка, которая принцем так и не стала в болоте, а мне пофиг! Так и лежу, уткнувшись в стену, притихшие бабушки тоже бояться возобновить разговор. Господи, хорошо, что Миша меня скоро заберет отсюда! Сплетничать-то они будут, но уже без меня.

— Саш! — наконец появляется приятель. — Как ты?

— Нормально, — вру ему и самой себе.

— Хорошо. Я взял твою выписку и документы. Лена убежала за каталкой. Сейчас тебя сразу до машины спустим.

Едем в клинику. Миша ведет аккуратно и поминутно оборачивается на меня. Я лежу на заднем сидении осознавая, как же вовремя встретила его на своем пути.

— Миш!

— Да Саш!

— Спасибо тебе! Ты единственный, кто пришел мне на помощь в этой ситуации.

— Не мог не прийти к тебе и детям! — розовеет лицо моего спасителя, а потом становится и вовсе густо красным.

***

Руслан.

Черт! Черт! Черт! Как я мог? Почему оставил ее в том гадюшнике? Почему не сцапал в охапку и не отвез в нормальную клинику?! Хотел проучить? Хотел, чтобы у нее случился выкидыш? Да, черт возьми, хотел! Но до чего же это мерзко! Напиваюсь в баре, просто каждый раз когда хочу набрать ее номер или приехать к ней в больницу, опрокидываю в себя порцию виски. К концу алко-марафона забываюсь в пьяном сне.

Прихожу в себя утром, дома как ни странно. Наверно, заботливый Петр Петрович помог моему бездыханному телу добраться до квартиры, а не окочуриться прохладной сентябрьской ночью. Первым делом вспоминаю о Саше. Давлю порыв позвонить. Надо срочно выпить алька-зельцера, запить кофе, и уж потом катить в гадюшник, выручать ее оттуда. Черт с ней, с этой беременностью! Если там что-то осталось, пусть рожает. Потом подумаем, что с этим делать, а если всё вышло, то и слава богу! Моих детей родит!

Через час вновь оказываюсь в «больнице». Ну и кошмар! Ищу врача — на обходе. Ловлю медсестру.

— Я к Синицыной из четыреста второй палаты. Можно узнать о ее самочувствии? — быстро роняю приятную купюру в карман белого халатика.

Глаза медсестры как-то странно бегут с моего лица и косятся в угол.

— Э-э-э… а вы еще не знаете?

— Не знаю что? — почему-то начинаю волноваться. — Быстро говорите, что с ней?!

— Так это… умерла она…

— Как умерла?! — внутри меня всё оборвалось.— Этого… Этого просто не может быть! Я же вчера днем был с ней. Она… разговаривала!

— Увы… вечером ее не стало.— тихо пробормотала сестра. — Идемте в сестринскую, накапаю вам валерьянки, а то бледный такой, сейчас в обморок хлопнитесь.

Значит вчера… пока я наливался в баре как последняя свинья, Саша истекала кровью, и никто в этой гребаной больнице не мог ей помочь? Да что же это?! Как это могло произойти?! Как я мог допустить этого?! Да я урою тут всех! Такое расследование им закачу! Мало не покажется! Как они могли потерять МОЮ Сашу?!

— Господи, мужчина, да успокойтесь вы! — оказывается мы уже обшарпанном кабинетике, и женщина в белом халате подает мне бумажный стаканчик с остропахнущей жидкостью. — Я понимаю, вам тяжело, но увы… такое случается! Прекратите плакать. Кто бы мог подумать, что у нее такое заботливое окружение.

Какое заботливое?! Оставили ее с этим полудурком Орловым как последние мудаки! Я хочу орать, что сейчас все разнесу здесь, но горло мое сдавило спазмом. Он же не пустил валерьянку, зажав ее комом в груди.

— Мужчина, давайте я позову доктора, он вам успокоительное вколет. Не нравятся мне ваши зрачки. — О, вот как раз и врач.

В помещение входит давешняя докторица.

— Руслан Сергеевич, какими судьбами? — узнает меня она, после вчерашнего.

— Вы тело будете забирать? — бесцеремонно перебивает ее сестра.

— Какое тело?! — слабо ворочаю я языком.

— Так Синицыной, с вечера в морге лежит.

— Конечно буду… — я чувствую, как реальность подергивается пеленой, и я медленно уплываю по волнам дурноты.

— Какое тело ты ему собралась отдавать?! — гаркает врач так, что я мигом прихожу в себя.

— Так… Синицыной… — неуверенно повторяет сестра. — Что вчера окочури…

— Кто вчера окочурился? Синицына или Синичкина?!

— Ой…

— Вот тебе и ой, дубина стоеросовая!

— Ну подумаешь, перепутала, Синицына, Синичкина… велика ли разница?!

— Да ты мужика чуть до инфаркта не довела, посмотри на него!

— Простите, — медсестра нервно и глупо хихикает, глядя на меня. — Я вам сейчас еще накапаю валерьянки!

— Себе на голову накапай! — рычу я на нее, понимая, что вот оно… счастье! Господи, я за одно утро потерял и вновь обрел самого дорогого мне человека. Она жива, надеюсь, что здорова, а остальное мне не важно!

— Так, где Саша?!

— Вчера написала отказ от госпитализации и уехала в другую клинику, — ответила мне врач. Простите, другой информацией поделиться с вами не могу.

— И не надо. Попрошу начальника отдела кадров связаться с ней. Спасибо!

Выхожу на улицу. Серые черные тучи, дождь моросит, унося последний багрянец с деревьев, но я счастлив. Просто от того, что вчера умерла не она. Моя девочка жива. Большего мне и не надо. Раньше я вел себя как последняя скотина, но теперь сделаю все, чтобы только вновь завоевать себе ее расположение. И детей. Господи, только бы они сохранились!