Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под конец Вольный так вымотался, что просто-напросто отключился. Когда он пришёл в себя, то увидел перед собой лицо Хадрута, сквозившее счастьем и радостью за хорошую работу. Ученик Гнура объяснил ему, что в какой-то момент их работа привлекла стихию. Не могучую сущность, вроде бога или какого-нибудь древнего духа, а именно стихию. Такое случается крайне редко и если знать, как действовать в такой ситуации (полностью полагаться на собственные ощущения), то можно получить по-настоящему уникальный предмет.
Именно такой они с Хадрутом и создали. Тарас нисколько не сомневался, давая новому клинку имя. Именно о покойном младшем брате он думал, создавая этот меч, творя эти зачарования, отразившиеся на клинке в виде капель и молний. Он и сам не знал, как сумел сделать их такими. Но всё вместе: его чары, навыки и поддержка Хадрута, а также сила самой стихии, соединились вместе породив это уникальное оружие.
И самым важным, тем, что тронуло его больше всего в этом клинке, было самое последнее его свойство — [Родство]. Хадрут пояснил, что стихийные предметы, в некотором роде, живые и сами выбирают кому служить и помогать. Тем, кого они посчитают достойными, родными — они позволяют пользоваться всеми своими свойствами, а от тех, кто им чужд они закрываются, превращаясь в обычные предметы.
Вольный был даже немного напуган этим. В Яме никто не верил в Бога или Дьявола. Когда живёшь в таких условиях не остается в веры в какое-то эфемерное, великое «добро». Есть только одна опора — братья. И если они и молились кому-то, то только душам погибших братьев. У них была вера в то, что их души не исчезают бесследно.
Дастриус — это выдуманный, созданный искусственно мир, но может частичка души Зарма попала сюда, в этот меч?
Именно по этой причине Тарас с таким трепетом относился к клинку и всегда вытирал от крови, сразу же после боя — Зарм не любил кровь. Одним из самых страшных, а может и самым страшным, днём в памяти любого дитя Ямы остается день первой настоящей схватки. Схватки с другим таким же ребенком, узником этого места, его воспитанником, с твоим братом.
После такого боя победителю обычно дают время немного очухаться, прийти в себя, иногда до нескольких недель. Даже самые упоротые тюремщики не трогают узников в это период. Но Зарма не пожалели. Какие-то новенькие, решили поиздеваться над бедным мальчиком, только-только убившим собственного брата, и сразу после боя искупали его в разбавленной кровью убитого ванне. Он едва не захлебнулся там, а когда они его достали, то даже не дав умыться, бросили обратно в камеру.
Это было после третьего бунта в котором участвовал Лок. Судья специально набрал новых зверей себе в команду, чтобы затереть историю с Псами, дабы работники Ямы не дрожали в страхе перед её узниками.
Через несколько дней, он, Ортос, и Дреск, вырвались во время процедур из медблока. Ему тогда только-только стукнуло тринадцать, а сбежавшие вместе с ним братья были на год старше, хотя Дреск к тому времени уже вымахал так, что был крепче любого охранника.
Их цель была не сбежать, не освободить других чтобы начать новый бунт и даже не попытка собрать информацию о нововведениях в системе безопасности. Нет — то была казнь. Они нашли новых «Псов», что издевались над Зармом и убили. Они притащили главных зачинщиков в один из управляющих узлов, откуда можно было транслировать сообщения на всю Яму. Дреск ломал им кости одну за другой, пока его братья сдирали с ублюдков кожу.
Вся Яма слышала, как они кричат, воют, плачут и молят о пощаде. Конечно, сбежавших узников потом поймали: сначала выключили их передачу, отсекли все выходы с уровня, а потом пустили туда захватчиков — специально вооруженных и подготовленных людей для возвращения узников обратно в камеры. У них при себе нет летального оружия, чтобы даже при желании они не могли просто застрелить ценных подопотных, а такое желание быстро возникает, стоит с ними хотя бы раз столкнуться лоб в лоб.
Их арсенал в основном состоял из гранат со слезоточивым или усыпляющим газом, для выкуривания целей из подготовленных к обороне помещений, оружия с резиновыми пулями и ружей, стреляющих дротиками со снотворным. Они всегда были одеты в полный набор защитной экипировки, имели при себе дубинки и шокеры, а также щиты и цепи.
И несмотря на всё это в тот день они понесли большие потери. Когда ты опускаешься до таких зверств, трудно сохранять спокойствие, а когда звереет кто-то вроде Дреска, то его не остановят ни шокеры, ни резиновые пули, ни снотворное. Когда человек способен ломать руками пуленепробиваемые щиты, попробуй возьми его живьем. Они убили половину команды захватчиков, прежде чем подоспела вторая. Тогда, человек тридцать здоровых мужиков, смогли кое-как взять живьем трёх сбежавших воспитанников Ямы.
Естественно, после этого были наказания и его тело до сих пор носит на себе следы той выходки. Но он нисколько не жалеет об уплаченных за неё боли и страданиях, ведь после этого никто до самого конца Ямы больше не смел трогать тех, кто только-только прошёл первый бой. Да и в целом, охранники стали куда аккуратнее обращаться с младшими из братьев, помня, что выбраться из Ямы старшие может не способны, но вырваться из клетки и перегрызть глотку тому, кто измывался над младшими — это они могут всегда.
Зарм в итоге оправился после того случая, даже более — стал одним из лидеров своего поколения. Но этот пунктик насчёт крови остался с ним до самого конца. Кровь не вызывала у него ступора или паники, нет, такого в Яме себе нельзя было позволить. Он просто не любил чувствовать её на себе. Это ощущение теплой влаги на коже моментально отбрасывало его в тот день, когда он впервые отнял жизнь у такого же, как и он.
Именно поэтому он так сильно любил дождь: тот будто смывал с него всю кровь, дарил ощущение чистоты, которое в свою очередь давало на миг представить себя простым, свободным человеком, а не узником адской дыры в скале.
Пальцы Вольного легонько провели вдоль линии молнии, вспыхнувшей при его прикосновении.
Прости, что не сберег тебя