– Слушай, чего ты просто так сидишь? Давай я тебя порисую, что ли. А то мне скучно.

– Ладно. Как мне сесть?

– Так нормально. Халат ты, конечно, не захочешь снять?

– Нет, прости. Я не могу.

– Да я понимаю. Ничего, скоро дома будешь. Все образуется. Голову влево поверни! Вот так хорошо.

Алина сидела на кровати и рассеянно смотрела на Янку, которая сосредоточенно чиркала карандашом в большом альбоме. Потом спросила:

– А как ты поняла, что будешь художником?

– Мне всегда нравилось рисовать.

– А я не знаю, что мне нравится…

– Так разве бывает?

– Наверное, у меня никаких талантов нет.

– Ты красивая.

– Это же не талант. Ты вот тоже красивая, а еще и художница.

– Нет, я хорошенькая и обаятельная. А ты красивая. Совершенная! Может, хоть плечи откроешь?

Алина усмехнулась и спустила с плеч халат, приоткрыв и часть груди.

– О, спасибо! А чем же ты всю жизнь занималась?

– Ерундой какой-то, честно говоря. Сейчас вспоминаю – словно это и не я вовсе. Другой человек.

– Ну, еще бы! Конечно, ты должна была измениться. Такое пережить! Алина… Ты что…

Янка вскочила и бросилась к Алине, которая тряслась крупной дрожью, зажмурив глаза:

– Я не могу, не могу, не могу!

– Тихо, тихо, – Янка обняла Алину, и та заплакала:

– Я так стараюсь не думать об этом, забыть, а ничего не получается! Вдруг его лицо передо мной возникает! Ухмылка, взгляд! Я все время чувствую его руки на своем теле, его…

– Он что, тебя насиловал?

Алина вдруг зарычала и схватилась за волосы, с силой дергая пряди, – Янка в ужасе поймала ее руки и сжала:

– Перестань, ну что ты!

– Знаешь, что самое ужасное? Сначала мне нравилось спать с ним. Я просто с ума сходила! А когда перестало нравиться, деваться уже было некуда. Он умел меня зажечь, понимаешь? Даже когда я не хотела. А это так противно! Чувствуешь себя заводной куклой. А потом стало очень жестко. И больно. Самое страшное, что я никогда не знала, чего от него ждать. Иногда он сразу приходил злой, а иногда… Улыбался, нежничал, ласкался. И я, дура, начинала думать, что мне все примерещилось, что это была случайность, что я сама виновата: разозлила его своей тупостью!

– Все, все, успокойся!

– А сейчас я себя просто ненавижу. Мне кажется, я грязная. Отвратительная.

– Послушай, все пройдет! Ты знаешь, что у нас в течение четырех лет меняются все клетки? Обновляются! Представляешь? Ты будешь вся новая! Другое тело! Которого он и не касался! Просто надо немного потерпеть.

– Правда? Это обнадеживает…

– Эй, вы чего ревете-то?

Девушки обернулись – в дверь заглядывал Федор.

– Мы ничего, мы так, – поспешно проговорила Алина, вытирая слезы рукавом халата.

Федя с сомнением на них посмотрел и сказал:

– Я подумал, может, вы мороженого хотите? Заказал всякого разного. Будете?

– Будем! Хотим! – закричали девушки вразнобой.

– Пошли тогда. Можем вино открыть. Я тут одну программку сдал, отметим.

В результате Алина, больше налегавшая на вино, чем на мороженое, напилась так, что Федору с Янкой пришлось укладывать ее в постель, а утром она с трудом разлепила глаза и еле успела одеться к приходу Макса. Войдя, тот спросил у Феди:

– Сколько у тебя тут девушек сегодня?

– Все те же.

– Ну ладно, одну сейчас увезу.

Федя вздохнул – честно говоря, он боялся оставаться с Янкой наедине. Он не понимал, что происходит и какие у Янки планы, а на вопросы она не отвечала. Федя перестал спрашивать, но страшно мучился, строя догадки и переходя от отчаяния к надежде. Алина прощалась с ними вся в слезах, и Федя с трудом увернулся от ее объятий:

– Я так тебе благодарна, так благодарна! Прости меня за все! Янка, ты такая замечательная, спасибо тебе!

– Да мне-то за что? – пробормотала Янка. Увернуться она не успела и обреченно вынесла Алинины объятия и поцелуи.

– Вы такие хорошие друзья! – всхлипывала Алина. – Мы же друзья, правда? Спасибо вам!

– Всем спасибо, все свободны, – сказал Макс, которому надоела эта оргия прощания, взял Алину за плечи и развернул к двери. – Поедем, красотка, кататься. Давно я тебя поджидал.

Усевшись в машину, Алина перестала плакать и даже достала косметичку: посмотрела на себя в зеркальце и вздохнула. Макс усмехнулся: эти девчонки!

Они долго выбирались из Москвы, заправлялись, потом еще выпили кофе в придорожной забегаловке. Алина все вздыхала.

– Родителей боишься? – спросил Макс.

– Очень. Особенно папу.

– Я с ними поговорю. Алин, я понимаю, каково тебе. Ничего, все образуется. Главное – ничего не бойся. Ты подумай: все самое страшное с тобой уже случилось. Чего тебе теперь бояться? Ты такое вынесла, что и взрослый мужик взвыл бы!

– Я тоже взрослая.

– Да какая ты взрослая! Ты девочка с тараканами в голове. Но девочка умная, сильная и храбрая.

– Это я-то?

– Именно ты. Тело живучее, все заживет, и будешь как новая. А вот душа дело хрупкое. А ты смогла сохранить душу. Потому и сильная. Ты боишься умереть?

– Умереть?.. Похоже, что не особенно. – Алина задумалась. Вспомнила, как Влад топил ее в ванне, как душил, обмотав вокруг шеи ее же волосы, – Алина вздрогнула и подумала: «Как хорошо, что я подстриглась! Может, вообще наголо обриться? Как Макс!» Потом вспомнила все остальное. Да, пожалуй, она уже ждала смерти, как избавления.

– А его точно больше нет? – спросила она, взглянув на Макса.

– Точно. Вот мразь! И как я не видел этого в нем, не понимаю. Я ж с детства его знаю! Работали бок о бок, даже с женой его познакомил, подонка…

– Она красивая? Твоя жена?

– Очень! На Одри Хепберн похожа. Знаешь Одри Хепберн?

– Не особенно.

– «Римские каникулы» не видела? Посмотри, хорошее кино. Как раз для девочек. Ты поняла, почему это с тобой случилось?

– Поняла. Я плыла по течению. И ждала, что меня кто-нибудь осчастливит. А надо все самой.

– Молодец! Говорю ж – умная. Ты уже знаешь, что будешь делать? Как жить?

– Пока нет. А вы давно женаты?

– Семь лет, а что?

– Да так.

Макс покосился на Алину, увидел, как она на него смотрит, и поморщился:

– Только вот этого не надо!

Алина покраснела и отвернулась.