Поэтому квартира Марии Кукульской стала постоянным местом встречи ячейки «Жеготы»252. Мария была вовлечена во многие стороны деятельности сети Ирены и занималась бо́льшим, чем просто прятала Адама и Романа. А это значило, что они обе очень волновались о мерах предосторожности. Чтобы подстраховаться, женщины разработали сложную систему кодов и условных сигналов. Подходя к Праге, Ирена всегда внимательно всматривалась в лица праздношатающихся незнакомцев и бросала взгляды на свои отражения в витринах магазинов, чтобы понять, нет ли за ней слежки. Район был опасным. В доме номер 18 по Марковской улице, в двух шагах от немецких казарм, на старом монетном дворе подпольщики изготавливали поддельные немецкие печати и документы253. Иногда беспокойство Ирены будет доходить до паранойи, и она будет менять свой маршрут в последнюю минуту, ныряя в прачечную или магазин. Еще чаще в таких случаях она будет сворачивать на несколько кварталов к северу, чтобы увидеться с друзьями из Варшавского зоопарка, доктором Яном Жабинским и его женой Антонией, коллегами Ирены по Сопротивлению254. Двери семейного оштукатуренного домика были всегда открыты для Ирены, и она частенько навещала его хозяев и других членов «Жеготы»255. Но видеться с Адамом в эти дни она не могла.

В те дни, когда Ирена была уверена в отсутствии слежки, она внимательно смотрела, появился ли условный знак на окне дома Марии. Он означал, что все чисто: в коридорах не толпились назойливые соседи; не появлялись ни гестаповцы, ни шантажисты.

Ирена старалась приходить сюда каждый день, во всяком случае Ежи так это запомнил. Они с Юреком в любом случае появлялись в квартире Марии почти ежедневно – к этому моменту Анна с Юреком уже вовсю целовались на старом диване, – и всегда, приходя сюда, Ежи видел рядом с Адамом Ирену. Его воспоминания служат нам своего рода окном в личную жизнь Ирены и ее роман с Адамом, который в ту зиму еще более расцвел. Невзирая на все опасности работы Ирены, шаткое положение Адама и чувство, что они словно выкрадывают для себя пару часов среди окружающего хаоса, ужаса и неизвестности, им наконец удалось просто наслаждаться обществом друг друга вдали от семьи. Парадоксально, но той зимой их любовь смогла раскрыться отчасти именно потому, что им обоим приходилось скрываться.

Оглядываясь назад, на те дни, проведенные в квартире Марии Кукульской, Ежи вспоминает восхищение, с каким Адам смотрел на Ирену, как он не мог оторвать от нее глаз, что бы она ни делала. У Адама была своя маленькая комната, где они могли уединиться, и разговаривали они в эти драгоценные часы не только о работе и «Жеготе». Прислушавшись, за дверью можно было разобрать сдержанный шепот и иногда тихий смех. Но также Ежи видел, насколько нервной и напряженной становилась Ирена. Отчасти причиной этого был Адам. Он был энергичным человеком, не мог сидеть без дела и, в отличие от Романа Базечесы, никогда не сомневался, что переживет оккупацию256. Он скучал, а иногда становился откровенно дерзким и безрассудным. Но характерная внешность не позволяла ему даже близко подходить к окну. Любого случайно брошенного с улицы взгляда хватило бы, чтобы отдать их всех в руки шантажистов или гестапо. Максимум свободы – то есть возможности на секунду вырваться из клетки – состоял в том, чтобы просто приблизиться к занавешенному окну, и Адаму было трудно противиться искушению вырваться хоть ненадолго. Когда он заговаривал об этом, у Ирены начиналась паника. Добрую половину времени за закрытыми дверями Ирена проводила, убеждая Адама ни в коем случае не покидать дом. Возможность просто прогуляться по улице и подышать свежим воздухом была для него так же недостижима и так же желанна, как небесные чертоги для закоренелого грешника. Пустой открытый парк в Варшавском зоопарке, казалось, мог бы даже и подойти для такой скрытной прогулки. Адам обещал, что будет максимально осторожен, но Ирена ему не верила. Каждый раз, расставаясь, она волновалась еще сильнее. У Ирены стали проявляться симптомы повышенного давления.

Мария, Анна и два мальчика теперь относились к ней трепетно, как к ребенку, со всем возможным вниманием и уважением. Даже молодые люди, понятия не имевшие о «Жеготе», понимали, что она занимается чем-то очень важным и очень опасным. Между собой Анна с мальчиками иногда гадали, что это может быть, и девушка намекала, что это связано с еврейскими детьми. Иногда сюда приводили маленьких мальчиков для изменения внешности, и Мария с Иреной и детьми запирались вместе в тесной ванной комнате, пока запах краски для волос наполнял воздух. «Осветление» темноволосых детей в пояснениях не нуждалось.

Ежи тоже все это видел, и в течение нескольких недель он решался. Естественно, он понимал, для чего все это нужно; и если так, то не мог лгать Адаму и Ирене. Может быть, они не догадывались, что он тоже был евреем? Ежи и Адам стали друзьями, и Адам всегда сочувственно слушал рассказы Ежи о его подростковых страхах и проблемах в общении с девочками. Наконец Ежи решился признаться старшему товарищу: Адам, я ведь на самом деле еврей, – сказал он. Адам кивнул, показывая, что понимает, о чем речь. Затем Ежи добавил: Я знаю, что и ты тоже. Адам нахмурился и, показывая на свое лицо и темные волосы, решительно закачал головой. Нет, – сказал он мальчику, – я не еврей. Просто у меня мать из Венгрии. Ежи догадывался, что, скорее всего, это неправда, но ничего не сказал.

Мальчики и сами нуждались в убежище, и Адам с Иреной позаботились об этом. Ирена отправила их в безопасный дом в Отвоцке. Но Адаму были нужны помощники, и они теперь работали на него. Адам с Иреной вместе действовали в составе «Жеготы», но он всегда должен был оставаться в тени, за кулисами. Адам не мог покидать дом. Его работа сейчас состояла в том, чтобы распределять большие деньги, которые Ирена каждый месяц получала от Юлиана Гробельного, и в своем импровизированном рабочем кабинете в спальне Адам приводил все дела в образцовый порядок. В отправленных со связными шифрованных сообщениях он назначал стипендии для подростков, которых Ирена помещала в тайные, созданные Сопротивлением школы, чтобы они могли продолжить свое польское обучение. Адам сопоставлял фальшивые документы и украденные свидетельства о рождении с внешностью детей. Адаму нужны были «гонцы» с «хорошей» внешностью и светлой кожей. Поэтому появление Юрека и Ежи оказалось весьма кстати; теперь они разносили для Адама сообщения по всему городу, а иногда доставляли опасные посылки с документами.

Опасность окружала их постоянно. Ирена никогда не забывала о том, что все они живут на грани катастрофы. Но в доме Марии Кукульской правила любовь, а иногда и веселое бесшабашное настроение. В тяжелое военное время нужно было успевать наслаждаться маленькими радостями. 31 декабря 1942 года улицы на «арийской» стороне Варшавы были наполнены людьми, празднующими Новый год – в Польше это День святого Сильвестра – с музыкой и дружным смехом. Подростки, наряженные в костюмы, по очереди разыгрывали новогодние сценки и с громкими криками забрасывали друг друга снежками. В гетто в это время было темно и тихо. 31 декабря был последним днем, когда евреям позволялось оставаться свободными на немецкой территории; согласно берлинскому приказу, депортации официально были прекращены и любые праздники в закрытом квартале запрещены.