Присутствие пани Зусман было таким успокаивающим, и Ирена, согревшись горячим чаем, ненадолго расслабилась. Но вслед за этим случилось нечто, что заставило ее вновь напрячься.

В переднюю дверь дома яростно загрохотали кулаки. Стул Ирены с грохотом опрокинулся, когда она потянулась за документами. Господи. Неужели гестапо? Если да, документы станут смертным приговором. Женщины обменялись испуганными взглядами, и позади себя Ирена услышала приглушенный топот. Подняв палец, она указала им на переднюю дверь. Этот молчаливый жест был красноречивее всяких слов. Минуту, – говорил он, – дай мне всего одну минуту. Пани Зусман кивнула и медленно, нарочито шумно, стала подходить к двери. Иду, дорогие, иду. На счету была каждая секунда. Пациенты в ожидании пригнулись, в случае необходимости собираясь бежать, и Ирена быстро улыбнулась доктору, пытаясь его успокоить. Пока пани Зусман возилась с замком, к явному неудовольствию ожидавших за дверью, Ирена с пятью беженцами выскользнули через заднюю дверь. Резкий, холодный воздух больно колол легкие, пока они бежали к лесу.

Они рассеялись по всем направлениям, и на тихой полянке Ирена наконец остановилась с тяжело бьющимся сердцем. Остальные теперь далеко в лесу. Никто из них не вернется в дом, пока не будет известно, что с пани Зусман, и Ирена знала, что шансы еврейской матроны выжить не слишком велики. Но она не могла оставить старую тетушку, не узнав, что с ней. Ирена аккуратно спрятала бумаги в листве, затем стала тихо подбираться обратно к домику.

Сцена, разворачивающаяся на пороге, поразила ее. Уперев руки в бока и со сверкающими от ярости глазами, пани Зусман на чем свет стоит костерила нежданных гостей. Ирена тут же поняла, что это не немцы, а польские вымогатели. Мы знаем, что у вас здесь еврейское логово. Платите, либо мы все расскажем. Пани Зусман отлично знала, что если дать им хоть что-то, то навсегда попадешь к шантажистам в лапы. Когда у нее не останется денег, они все равно сообщат в гестапо, а с немцами договориться уже не получится. Поэтому пани Зусман собралась с силами и, памятуя о том, что лучшая защита – это нападение, напористо ринулась в контратаку: Да как вы смеете беспокоить честную католичку! – в гневе кричала она. – Вы, грязные бандиты! Уж я позабочусь о том, чтобы вас всех сегодня же забрало гестапо за то, что вы являетесь сюда и оскорбляете пожилую женщину!248

Шантажисты в шоке застыли на пороге, не зная, что делать дальше, а пани Зусман продолжала возмущенно осыпать их проклятиями. В полном замешательстве шмальцовники переглянулись, затем повернулись и побежали обратно к дороге. Вслед им несся пронзительный голос пани Зусман, приказывающий сию же секунду вернуться обратно. Когда Ирена, убедившись, что они исчезли, вышла из тени, они с пани Зусман до слез смеялись над ее отчаянной храбростью. В самой ситуации, впрочем, не было ничего смешного. Их укрытие, как выражались тогда, «спалили». Когда на Свидер опустились сумерки, Ирене нужно было решить, где она сможет в один момент спрятать шестерых евреев.

За ответом Ирена обратилась к тем, кто был тогда к ней ближе всего: Марии Кукульской и Адаму. Ирена знала, что в случае чего Мария сможет найти убежище в том числе и для Романа Базечесы.

Мария Кукульская тоже была одной из девочек доктора Радлиньской, во всяком случае до известной степени. До войны она считалась любимой студенткой теоретика образования и профессора в области преподавания социальной работы доктора Владислава Спасовского, коллеги и друга Хелены Радлиньской. Но знакомы они с Иреной были уже несколько лет по собраниям Польской социалистической партии. Учитель по образованию, Мария преподавала в подпольном университете, но важнее было то, что у нее была дочь-подросток Анна, «миловидная» девушка с русыми волосами и доверчивым, легкомысленным нравом. Эта подростковая импульсивность в ту зиму едва не стоила жизни Адаму и Ирене.

Началось все просто. До войны Варшава носила гордое прозвище «Восточный Париж», и в конце 1942 года город все еще украшали аккуратные, романтичные пестрые скверы. В одном из таких Анна однажды гуляла под руку с подругой. Во время прогулки Анна заметила, что на них смотрят двое симпатичных молодых поляков, без дела болтавшихся тут же, в сквере. Звали их Юрек и Ежи. Юрек тут же положил глаз на Анну. С очаровательной юношеской непосредственностью он не сводил с нее взгляд249. Вскоре их глаза встретились, и не прошло и пяти минут, как все четверо гуляли уже вместе. Анна была приятно поражена. Надеясь продолжить это приятное общение, она с легкомысленной доверчивостью пригласила обоих мальчиков домой познакомиться с мамой и их жильцами, адвокатом по имени Адам и врачом по имени Роман. Когда Анна вприпрыжку вбежала в квартиру номер 15 по Марковской улице вместе с двумя молодыми незнакомцами, Ежи сразу увидел на лице ее матери выражение настоящего ужаса. Она поспешила в заднюю спальню, и оттуда какое-то время доносился возбужденный приглушенный шепот.

Когда дверь наконец открылась, мальчиков встретила маленькая блондинка со сверкающими голубыми глазами. Мария взглядом укоряла Анну, которая покорно последовала за рассерженной матерью по коридору. Юрек видел, что их приход вызвал у Анны большие проблемы. Но Ежи смотрел только на эту маленькую женщину, стоящую сейчас перед ними. Он видел, что она быстро оценивает ситуацию. Возможно, говорил он через семьдесят с лишним лет, Ирена Сендлер действительно смогла понять, что перед ней два еврейских подростка, недавно сбежавших из гетто. И в сквере они слонялись только потому, что им больше некуда было пойти. Юреку и Ежи чудом удалось скрыться во время облавы гестапо в убежище на улице Идзиковского. Они пробрались через окошко на чердаке и сбежали. Может, Ирена и правда поверила в ту дикую историю, что мальчики в тот момент рассказали, намекая, что они храбрые бойцы польского Сопротивления. В любом случае парни были хорошими актерами. Юрек как-то слышал совет одного старого мудрого человека, что ключом к выживанию за пределами гетто будет забвение. «Забудь, что у тебя есть хоть что-то общее с евреями250. Действуй так, словно тебя они вообще не волнуют». Так он отныне и поступал. Но если вы спросите Ежи – зовут которого сегодня Йорам Гросс и живет он в Австралии, – он расскажет вам, что от проницательных глаз Ирены Сендлер мало что могло укрыться. Ирена выслушала их, затем кивнула. И все решилось. Мальчикам не просто позволили остаться, они вскоре стали частью большой семьи Ирены, Адама и Марии.

Когда Адам и Роман вышли из задней спальни встретить их, Ежи сразу понял, почему их приход вызвал у Марии такую панику. Адам Цельникер был евреем. Как и Роман Базечеса251.

Роман Анны и Юрека развивался, и молодые люди часто приходили в убежище Адама и выходили из него. И каждый такой раз был связан с риском. Но самую большую опасность для Адама представляла сама Ирена. Сейчас она была в подполье крупной фигурой и отвечала за восемь или девять разбросанных по всему городу убежищ, продолжая спасать из гетто еврейские семьи и пряча сотни и сотни детей. Гестапо уже охотилось за Иолантой, пока еще не зная, что ею была Ирена.

Ирена всегда внимательно следила за тем, куда идет, чтобы убедиться, что за ней нет хвоста, но полностью быть уверенной в том, что за ней действительно никто не наблюдает, было невозможно. Если бы она ошиблась, то однажды могла привести немцев прямо к Адаму. Было бы мудрее держаться подальше от дома Марии – отделить любовь от «дела», – но Ирена не могла этого сделать. Ей была невыносима сама мысль жить в гнетущей неопределенности, отдельно от человека, которого она любила. Адам же не мог сидеть без дела.