старается. Еще приходил Лаврентий Лавович. Пытался разузнать, где вы и как надолго уехали. Потом посветил Фомушке в глаза. Охнул, когда его Питерский ногой пнул.

— Зачем? — удивился я.

— Но он сам виноват. Незачем было нависать над нашим котиком и колотить молотком по коленке. Он проверял, как у него работают рефлексы. Фома решил, что это что-то неприличное, и начал бурчать, как он это обычно делает. Но я его успокоила, сказав, что это лекарское слово.

— А как вы узнали о сегодняшнем бое? — не удержавшись, все же уточнил я.

— Слышала крики двоих Мининых в межмирье, — спокойно произнесла Любовь Фёдоровна. — Безумные и громкие. Правда, они быстро затихли. Видимо, один из некромантов отправил их на другую сторону.

— Все так, — согласился я. — Кстати о межмирье. Вы можете связаться с призраками из приютов? Мне нужно узнать кое-что.

— Могу попытаться, — осторожно ответила Виноградова. — Нет ничего невозможного. На крайний случай, мы можем съездить туда с Фомушкой.

— Отлично. Вы бы меня этим очень обязали, — признался я.

— А как там ваши домашние? — вежливо спросила бухгалтер, но в ее голосе мне послышалось напряжение. — Никто не пострадал?

— Все живы и здоровы.

— Вот и славно, — вздохнула женщина. — Я очень переживаю. И не потому, что ты можешь умереть вне дома.

— Знаю, — я ободряюще улыбнулся, хоть и понимал, что через трубку телефона этого не понять.

— Береги себя. И… остальных тоже.

— Все будет хорошо, — сказал я.

В дверь постучали:

— Павел Филиппович, — послышался из коридора голос бабушки. — Завтрак готов. Было бы славно собраться за столом.

От упоминания о еде, желудок напомнил, что перекусить с утра я так и не успел. И я поспешно:

— Я вам позвоню, Любовь Фёдоровна. Как только узнаю адреса и названия приютов.

— Буду ждать.

Завершил вызов, встал с кресла и направился к двери.

* * *

Все уже собрались в гостиной. И я с облегчением отметил, что Свиридова покинула наш дом. Прошел к столу, сел в кресло и расправил на коленях льняную салфетку, в уголке которой виднелся вензель первой буквы нашей фамилии.

Завтрак уже был подан. Я сам налил в чашку чай. Пододвинул ближе пустую тарелку.

— Как ты? — обратился ко мне отец, который казался несколько бледнее обычного.

— После боя? — уточнил я, перекладывая на тарелку с большого блюда кружевной блинчик. — Пришел в себя. Ситуация была нестандартная. Хорошо, что мы сумели справиться. И нас больше не захватят врасплох.

— Те берсерки… — начал было отец, но я его перебил:

— Кстати, про бастардов Мининых. Мне нужны адреса и названия приютов, в которых их воспитывали.

Я взял небольшую вазочку и зачерпнул ложкой ароматное варенье.

— Нашла эту баночку в кладовке, — призналась бабушка, чтобы дать князю время для раздумий. — Этим ягодам лет тридцать, не меньше.

— На вид они прекрасны, — похвалил я и положил в рот блинчик.

Софья Яковлевна готовила великолепно. И выпечка ей особенно удавалась. Запив угощение чаем, я с интересом посмотрел на отца.

Филипп Петрович хмурился.

— Хочешь проверить?

Я кивнул:

— Есть свидетели, которые могут сказать больше, чем настоятельница или воспитанники. И врать не станут. Их не надо будет подкупать или запугивать.

— Ты давал клятву, — напомнил отец. — И нарушать ее не стоит.

— Я и не буду нарушать, — ответил я. — Мне просто нужно узнать про бастардов, которых приняли в семью Мининых. И все.

Чехов переглянулся со своей супругой. Которая едва заметно пожала плечами.

— Обязательно надо спрашивать разрешение? — раздраженно уточнил я, не в силах сдержаться.

— В семье мы все решаем вместе, — высокомерно обронила Маргарита Ивановна.

— В вашей семье вы можете принимать любые решения. Но в нашей извольте учитывать мнение остальных носителей фамилии, — холодно процедил я.

Женщина поджала губы, но, к моему удивлению, не стала продолжать спор. Обычно мы не могли найти с ней общий язык. Быть может, оттого, что с самого первого дня появления в доме отца она подчеркнуто меня игнорировала. Или все дело было в том, что раз за разом предлагала отдать меня в военный лагерь, когда я начал страдать ночными кошмарами. Даже принесла в дом брошюрки с описаниями закрытых заведений, куда обычно отправляли бастардов и сирот. Я отчетливо помнил, как после каждого моего «кошмара» она настаивала на том, что там меня научат быть мужчиной.

— Мне нужны названия приютов, — твердо повторил я.

— Приют святого Фёдора, Павловский городской, и Северский, — ответил начальник охранки.

— Всего три? — удивленно уточнил я.

— Некоторые дети были на попечении родителей. С полным содержанием, — подтвердил князь.

Я взял с блюда еще один блинчик, обмакнул его в варенье и отправил в рот:

— Тогда мне нужны еще и адреса семей, — прожевав, продолжил я. — Уверен, у тебя они тоже есть.

— Ладно, — на удивление быстро согласился отец. — Ты получишь всю доступную информацию.

Я доел завтрак и хотел было встать из-за стола, но в этот момент в разговор вновь вмешалась Маргарита:

— Елена Анатольевна очень расстроилась, что ей не удалось с тобой поговорить. Она места себе не находила. Переживала. И ушла очень расстроенная.

— Меня должно это беспокоить? — осведомился я, приподняв бровь.

— Елена из уважаемой семьи. Старшая дочь судьи. И при этом достойная девушка с безупречной репутацией, — чопорно заявила женщина.

Я отодвинул пустую тарелку, вытер губы салфеткой и заговорил, чеканя каждое слово:

— Наверняка это все очень важно, но бой с берсерками порядком меня измотал. И после возвращения я желал отдохнуть. Принять ванну и поспать. Меньше всего мне хотелось развлекать избалованную девицу, которую вы пустили в наш дом.

— Он такой же мой, как и ваш, Павел Филиппович, — возмутилась Маргарита.

— Конечно, — язвительно отозвался я и подошел к каминной полке и развернул рамку со снимком матери так, чтобы изображение было видно всем. — вы ведь супруга князя. Только это не дает вам право навязывать его сыну посторонних девиц.

— Хватит, — весомо произнес Филипп Петрович, ни к кому из нас не обращаясь.

— Маргарита Ивановна, не нужно наседать на мальчика, — прервала Софья Яковлевна и бросил на меня предупреждающий