Министр Каранадзе бледнел все сильнее. Он все это знал, но ничего поделать не мог. И понял, к чему все идет. И что жизнь его на волоске зависла. Сам он был мингрелом, но честнейшим человеком, которому ничего не нужно было, тем более чужого. И сложившееся в республике положение его давно уязвляло.

— Может, преувеличиваете? — спросил Сталин.

— Да где там, товарищ Сталин! Одна курица осталась, да и то у нее одна нога, а не две…

— Здесь же это только называется советская власть. А где она? Мы ее и не видели!

— И как дальше жить будете? — спросил Сталин.

— Как скажешь, Коба, так и будем жить, — назвали его старики по партийному псевдониму.

После этого появилось Постановление Политбюро ЦК КПСС о состоянии дел в Грузии. Так началось знаменитое мингрельское дело. Закрутилась карательная машина — МГБ и МВД заработали вовсю. Особенно старались отличиться местные товарищи. Первого секретаря Кандида Чарквиани арестовывать не стали — Берия держался за него руками и ногами, но с поста уволили. Каранадзе тоже оставили на посту министра внутренних дел — его арестуют позже.

Шли аресты партработников, судей, сотрудников милиции, прокуроров из мингрелов. Особенно не разбирались, но вряд ли хоть в ком-то ошиблись — все были как на подбор, завязаны в круговой поруке, взаимных подношениях.

Василий Степанович получил задание обеспечить этапирование. Из Москвы он запросил батальон сопровождения. Ни судов, ни прочего крючкотворства — всех на вольное поселение. Запретили пять лет дома появляться. Два эшелона ушли в Красноярск — двадцать вагонов по восемьдесят человек в каждом. И никто не возражал. Все эти обнаглевшие лица были виноваты и прекрасно знали об этом.

Но расследование продолжалось еще долго. Позже появилось еще одно Постановление о наказании виновных по мингрельскому делу. «Не все мингрельцы виновны, в том числе Берия». Возможно, вначале Сталин думал убрать таким образом покровителя всего этого безобразия зарвавшегося Лаврентия, но тот ему был еще нужен. И процесс стали спускать на тормоза.

Пока все это тянулось, Ясный оставался в Грузии. Когда собрался выезжать в Москву, произошла катастрофа — штормом смыло железную дорогу с поездом, и железнодорожное сообщение прервалось.

Ясный вместе с Каранадзе поехал посмотреть. От дороги только обрыв в море остался. К генералам подошел пожилой грузин.

— Ну что, старик, где твоя дорога? — спросил Ясный.

— В море ушла. А там вот мой дом был. Тоже в море ушел…

— Срочно прибыть на «уголок», — был передан приказ Ясному.

Это означало — прибыть в кабинет к Сталину, расположенный в Кремле в угловой комнате. Место было мрачноватое — нужно пройти через анфиладу комнат с охраной, через кабинет Александра Поскребышева — бессменного секретаря Сталина. Потом был еще один предбанник с охраной.

Ясный шел по анфиладе с некоторым трепетом. Рядом с ним ступал представитель ЦК в МГБ СССР Семен Игнатьев.

В полумраке комнаты перед кабинетом Сталина за столом, понурившись, сидел человек в генеральской форме. Увидев визитеров, он вяло махнул им рукой. Это был руководитель МГБ Абакумов — уже бывший. Судьба порой выделывает невероятные кренделя. Еще недавно его именем пугали маленьких детей и больших чиновников. И вот теперь он ждал своей участи. В этот июльский день 1951 года был его последний визит к Сталину. Через несколько дней его арестуют по делу врачей. И его земной путь устремится к своему финалу.

Дело врачей раздул заместитель начальника по следствию УМГБ Архангельской области Михаил Рюмин. В Архангельске арестовали одного врача. Тот признался во всем на свете, а заодно и подписал протокол, в котором утверждалось, что ведется подготовка устранения Сталина при помощи коварных врачей-вредителей.

Рюмин доложил об этом сначала начальнику УМГБ, а потом напрямую Абакумову. Последний собаку съел на подобных делах, решил, что особых перспектив у дела нет, и объявил прыткому подчиненному:

— Необоснованные обвинения. Занимайтесь своей работой.

Рюмин закусил удила. То ли был душевнобольным, то ли расчетливым карьеристом, но он написал донос Сталину: «Вам угрожает опасность от враждебных сил, а министр Абакумов не реагирует».

Сталин поручил разобраться. И ему на стол лег отчет — факты подтвердились. В результате Абакумов слетел с поста. Рюмина перевели в Москву на должность начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР.

Совещание «на уголке» у Сталина прошло спокойно, было посвящено вопросам восстановления народного хозяйства. Но у Ясного создалось ощущение, что вождь присматривается к нему.

В феврале 1952 года Василия Степановича назначили замминистра госбезопасности — руководителем контрразведки. Новый министр Игнатьев принял его доброжелательно. Сам он получил министерскую должность неожиданно для всех. Кинули его как в холодную воду со скалы — то ли выплывет, то ли нет в море смертельных запутанных интриг МГБ. Бывший работник ЦК КПСС, там он заведовал ОРПО — отделом организации работы партийных органов, считался близким человеком и преемником Маленкова. Человек спокойный, умный, принципиальный, чекистскую работу он знал неважно. И надеялся на своих заместителей.

Теперь Ясный вместе с Игнатьевым и замами МГБ постоянно бывал у Сталина. Очередное совещание в Кремле было посвящено борьбе с украинскими националистами, которые уже сдулись, но продолжали пакостить. Там присутствовал Маленков, которому вождь доверял больше всех. Тот был очень умным и проницательным человеком, но имел недостаток — боготворил вождя в ущерб критичности.

— Что нового говорит Абакумов на допросах? — спросил Сталин.

— А, сволочь, — эмоционально воскликнул первый замминистра — начальник военной контрразведки генерал-полковник Сергей Гоглидзе. — Враг. Признается во всем.

Сталин выдержал паузу, взял на своем столе бумагу и объявил:

— Ко мне поступило письмо от Питовранова. Прочитаю его. «Дорогой товарищ Сталин. Я обращаюсь к вам как к отцу. Моего отца не стало, когда я еще был маленьким. Я прожил жизнь своим трудом. С детства помогал матери. Всю свою жизнь я рассматривал вас как отца. Был верен вам, впитывал все, что вы пишете и говорите в своих выступлениях. Я оказался в серьезном положении арестованного. Прошу вас как истинного отца сохранить мне жизнь и пересмотреть решение об аресте…» Вот так. Как вы смотрите на это? Что вы думаете, товарищ Игнатьев?

Министр пожал плечами:

— Я его мало знаю.

— Вы как полагаете? — Сталин испытующе посмотрел на Ясного.

Василий Степанович знал Евгения Питовранова с УНКВД Горьковской области. Потом тот стал начальником Кировского управления, наркомом Узбекистана, позже курировал в МГБ контрразведку. Собравшись с духом, Ясный выдал:

— Я считаю, он ни при чем. Ему можно верить. Его можно было и не арестовывать. Он преданный партии человек.