Надежде пришлось поехать в больницу, где залечивала переломы ее преследовательница, и поговорить с ней в присутствии того самого сына Димочки, из-за которого весь сыр-бор и разгорелся. Дима был посвящен во все детали того, как опекала мать его здоровье, личную жизнь и все остальное.

Парня пришибли не столько действия матери – тут он был внутренне ко всему готов, сколько пособничество отца, которому он почему-то верил безгранично. Отец юлил, отмазывался от всего. Предложил крупную сумму для возмещения нанесенного супругой материального ущерба.

Надя хотела сначала плюнуть ему в морду и гордо отказаться: «Да подавись ты своими деньгами, обклей ими свой поганый термитный муравейник!», но Андрей решил иначе: деньги следует взять, причем потребовать гораздо больше, чем сулит неприятель, пусть напрягутся, пусть действительно запомнят, во сколько обходятся подобные игры.

А деньги для таких – самый весомый аргумент. Напуганный супружник поскрипел, но выплатил указанный «штраф». На том дело и кончилось, за исключением все еще открытой душевной раны, с которой Надя пока не совладала.

Именно поэтому жила она теперь по принципу: чем больше, тем лучше. То есть чем больше народу окажется под крышей дома твоего, тем безопасней кажется жилище. С братом Питиком, жившим постоянно в Германии, Надя договорилась, что будет в его отсутствие пользоваться принадлежащим ему вторым этажом, а он, в свою очередь, если захочет, сможет привозить кучу родных и друзей и размещать их на Надиной половине, когда ее семейство дачей не пользуется.

Лестницу, рухнувшую под тяжестью Екатерины Илларионовны, восстановили и усовершенствовали: ступеньки стали намного шире и безопасней. Таким образом, попасть на второй этаж можно было двумя способами – через отдельный вход по наружной лестнице или с противоположной стороны дома, с веранды первого этажа.

Гости этого лета

Этим летом на втором этаже уже жила Надина мачеха Наталья Михайловна, которую Андрей перевез еще в начале мая. Теперь второму этажу прибывало пополнение: детей решили было разместить именно там. Помешать Наталье Михайловне юные постояльцы, кажется, не могли: ее комната была первой от наружной лестницы, потом шла кухня, далее душевая с туалетом, общая комната с камином, из которой можно попасть в четыре небольшие спальни, а также, спустившись по лестнице, на веранду первого этажа. Так что каждому ребенку обеспечивалась частная жизнь, а при желании – общий совместный досуг в просторной гостиной.

На первом этаже уже несколько дней гостила Иришка со своим полуторагодовалым младенцем Георгием, в просторечии именуемым Жоржем, и няней неугомонного «ребенка любви».

Они занимали, естественно, две комнаты на отшибе. Оставалось еще вдоволь места для гостей, было бы желание: помимо захламленной Надиной мастерской, которая даже в расчет не принималась, и огромной кухни-столовой, соединяющейся с гостиной, оставались пустующими еще три спальни, одну из которых займут хозяева, а в остальные – милости просим. Кое-кто был приглашен и вроде даже собирался, но и сейчас компания подобралась хорошая, веселая, энергичная.

Главное, чтобы девочка хоть чуть-чуть расшевелилась, включилась бы в жизнь семьи, отвлеклась от печали. А то при взгляде на нее такая грусть поселялась в сердце, хоть плачь.

Надя выгружала из багажника теннисные ракетки, ракетки для бадминтона, баскетбольные мячи и прочую мелочь для занимательного и подвижного летнего досуга. Она по себе знала: движение – лучший способ изгнания стресса. Потому и набрала столько. Вдруг Таня заинтересуется чем-то? Может, бадминтон ей в новинку? Побегает по травке, повеселеет, аппетит появится. Можно еще в бассейн всяких надувных зверей накидать, плавание тоже очень хорошо для нервов. Интересно, умеет девочка плавать? Если нет, Андрей научит. Он мальчишек научил в два счета, у него спокойно все получается, без суеты.

Раздумья ее были прерваны румяным загорелым красавцем Жоржем, проснувшимся после дневного сна и примчавшимся с невероятной скоростью наперегонки с Тихоном в объятия своей крестной матери.

Да-да, Надежда стала крестной долгожданного Иркиного чада, выстраданного ею в боях за личное счастье.

«Уж климакс близится?..»

Ее, Иркино, бездонное романтическое чувство к роскошному французу, оказавшемуся домработником у богатых русских, получило вот такое продолжение.

Разочарованная признаниями жениха, страдающая, но отвергающая насмешки света, а посему и пылкого возлюбленного с его совсем не подходящей ей по рангу профессией, Ирина вдруг заподозрила неладное в своем организме. Некий сбой цикла, который она поначалу приписала шоку от неприятностей на любовном фронте. Женский организм – такая хрупкая штука, расстроилась, наревелась, и вот, пожалуйста, задержка. Вот до какой степени она в шоке! Она некоторое время отвергала контакты с любимым, какую бы настойчивость тот ни проявлял, какие бы слезные мессиджи не оставлял на ее автоответчиках. Ей надо было побыть в тоске, в одиночестве разобраться в своих растоптанных чувствах, продумать, нельзя ли как-то изменить род деятельности ее легкомысленного суженого-ряженого, чтоб перед людьми стыдно не было.

Судила она, рядила, прикидывала и так, и эдак. Ну, можно объявить его дизайнером. Дизайнер из Франции– круто! Но чем-то это надо подтвердить, каким-то портфолио с видами уже проделанной работы. Да и кумекает ли он в дизайне хоть самую малость?

У нас, конечно, схавают что угодно, еще и гордиться будут, какую бы фигню он им ни налепил. Но это лишь в том случае, если за ним будет волочиться невидимый шлейф невидимого «нового платья короля», который надо изловчиться скроить.

А вдруг он настолько раздолбай, что ему вообще ничего от жизни не нужно? Одно дело – постель, нега, романтика, брызги шампанского, ароматная ванна и шелковая крошечная ночнушка, другое дело – рутина быта. Будет валяться целыми днями, в видак таращиться и наблюдать, как она тянет семейный воз, словно кляча Достоевского. Потом она все же возвращалась к мысли о совместном будущем и выдумывала своему французу все новые подходящие проекты, не посвящая, правда, его в свои планы.

На работе стали замечать, что она осунулась, побледнела, стала взвиваться по пустякам. Переглядывались между собой понимающе: «Уж климакс близится, а Германа все нет!» И опять-таки были не правы. Потому что одним хмурым ноябрьским утром Ирку начало так выворачивать после продолжительного ночного сна, что она, бросив все дела, уверенная, что насмерть отравилась неизвестно чем, вызвала к себе «скорую помощь» из медицинского центра, в котором десять лет состояла на учете и платила за страховку огромные деньжищи за просто так – ничего с ней не случалось, и на здоровье жаловаться, тьфу-тьфу-тьфу, не приходилось.

«Скоропомощный» врач долго и нудно расспрашивал бледную и затравленную недугом Ирку, чем и где питалась она прошедшие сутки, пила ли сырую воду из-под крана и т. п. Но так получилось, что в предыдущий день она по горло была занята на работе, утром выпила просто чаю с сухарем, а вечером сварила спагетти, которые приправила оливковым маслом, посолила, поперчила и, за неимением ничего другого в холодильнике и на кухонных полках, слопала это самое холостяцкое блюдо. А потом опять же попила чай. Чем тут отравиться, интересно? Но вот отравилась же! Такая, доктор, у нас экология в Москве, что люди травятся сейчас просто воздухом. Особенно если расстроены и переживают душевный кризис.