Настоящая дверь банка.

Тренировки закончены. Возврата нет.

Винсент полностью сосредоточился на затылке Лео. Если смотреть только туда и идти следом, он сумеет дойти до банка и войти внутрь.

Если это сработает, они увидят взрослого мужчину. Понимаешь, братишка?

Осталось шесть шагов. Пять. Четыре.

Внутри за окошками будут сидеть кассиры, и они должны быть уверены, что в дверь вошли трое взрослых мужчин.

Бронежилет занимал так много места, распирал комбинезон, затрудняя естественные движения.

Ты должен держаться прямо, когда идешь. Ступай на всю ногу.

И автомат, наискось висящий через плечо, по-прежнему трет.

Представь себе, что весишь больше, что ты тяжелый и точно знаешь, /судя идешь.

Но как он ни всматривался в затылок Лео, ему казалось, что, стараясь ступать на всю ногу, он все равно не приближается к банку.

Не приближа…

Не прибли…

– Винсент?

Лео остановился в шаге от двери. Обернулся, положил руку Винсенту на плечо и сказал в микрофон то, что все они услышали в наушники:

– Идешь прямо насквозь.

Идешь прямо насквозь.

Голос старшего брата в голове у младшего, он всегда был там. Теперь Лео поднес руку к воротнику, прикрыл микрофон, потом наклонился, другой рукой отодвинул Винсентов наушник.

– Винсент?

И прошептал:

– Ты же знаешь, я тебя люблю.

И снова повернулся к банку.

Лео открыл стеклянную дверь банка, Винсент вошел следом. Я тебя люблю. Так только мама говорила. Они прошли через узкий тамбур, сверху задувал горячий воздух, а он гадал, что Лео имел в виду на самом деле. Старался успокоить младшего брата, чтобы тот шагал, как взрослый. Или, может, они вправду умрут, Лео знал, только не знал, как об этом сказать.

Ни звука кругом.

Тишина, когда Лео обернулся и всадил восемнадцать пуль в камеру наблюдения, которая вывернулась наизнанку, как цветок, длинные лепестки покачивались вокруг линзы; тишина, когда Яспер выпустил пятнадцать пуль по второй камере, обломки которой попадали на пол.

– Синий четыре!

Лео что-то кричал ему, губы двигались за черной тканью, но он ничего не слышал.

– Синий четыре!

Винсент смотрел на тела, скорчившиеся у его ног, прикрывшие голову руками.

– Синий четыре… окошко кассира!

И он начал двигаться.

К окошку кассира. Женщину в желтой стеганой куртке он заметил слишком поздно, наступил ей на руку, меж тем как операционистка захлопнула и заперла окошко, а сама бросилась на пол.

Если окошко закрыто…

Если он не сможет запрыгнуть на стойку и пролезть в него.

Если застрянет…

– Шестьдесят секунд!

Лео пробежал рядом с ним, что-то крича, потом опять вскинул оружие, мягко опустился на колено, левой рукой прижимая деревянный приклад. Десять, двадцать, тридцать, сорок выстрелов.

– Синий четыре… давай!

Винсент вдруг снова стал слышать. Все было кристально ясно.

Секунду стекло висело в воздухе, словно тысячи осколков пока не поняли, что сейчас упадут, а он метнулся к теперь уже пустому проему, в жилете, который уже не мешал, с ремнем, который больше не тер. Он слышал, как подметка левого ботинка давила осколки, резкий, свистящий звук, когда он очутился на стойке, правой подметкой вминая стекла в деревянную панель, словно круша кубики льда, потом оба ботинка очутились на полу с той стороны, осколки врезались в ковер. Когда же он метнулся к внутренней дверце, чтобы впустить Синего номер три, а потом назад, к операционистке, выкрикивая: ключи от хранилища! – голос звучал как надо, все сработало, пальцы с красным маникюром протянулись к нему со связкой ключей.

– Девяносто секунд!

Он стоял посреди банка, шестеро людей у его ног: молодая женщина в желтой стеганой куртке, которая не издала ни звука, когда Винсент наступил ей на руку; мужчина в пальто и коричневых мокасинах, который отказывался лечь на пол, пока Лео не заставил его прикладом автомата; пожилая женщина, прижавшаяся к стойке и не сводившая с него глаз, не умоляющих, не испуганных, она просто как бы следила за происходящим; два парня не старше Винсента, за большой пальмой возле фасадного окна, позднее они будут рассказывать, как лежали там, в средоточии ограбления; женщина с продуктовой сумкой, из которой вывалились кукурузные хлопья, хлеб и красная банка с детским питанием.

– Сто двадцать секунд! – крикнул Лео.

Со своей позиции в центре банка он мог видеть, как Синий три открыл дверь хранилища, сгреб в сумку пачки денег с трех полок, затем выстрелом открыл сейф и очистил его от 500-кроновых банкнотов. Тем временем Синий четыре методично передвигался от кассы к кассе, отшвыривая стулья, открывая ящики и выгружая наличные к себе в сумку.

Яспер действовал по нотам. Винсент тоже.

Остался только Феликс.

– Синий один Синему два.

Он подтянул микрофон на воротнике поближе ко рту, глянул в окно на фургон, который с включенным мотором стоял на площади.

– Ты что-нибудь видишь?

– Кое-что вижу. Знаешь заведение рядом с банком?

– Я имею в виду…

– Пиццерия “Муравей”. Идиотское название.

– Синий два… ты что-нибудь видишь?

– Там у окна мужики. У каждого пиво. Пялятся на меня, пьют и…

– Черт побери, Синий два! Сирены, полиция, ты что-нибудь видишь или слышишь?

– …временами поглядывают на банк. Похоже, хорошо сидят.

Феликс говорил о вещах, не имеющих отношения к обратному отсчету, контролю, адреналину. Он часто ворчал и задавал много вопросов, но на него всегда можно положиться. Потому-то он и успокаивал старшего брата в банке, окруженного перепуганными людьми, отсчитывающего время.

– Сто пятьдесят секунд!

Ясперу пора выходить из хранилища. А Винсенту – закругляться с кассами. Феликсу пора подъехать в ту самую минуту, когда они покинут банк. Лео продолжит отсчет, выйдет последним и будет охранять дорогу от банка к фургону.

– Сто шестьдесят секунд!

Винсент перескочил через стойку, зигзагом пробежал меж телами на полу и стал у него за спиной. Феликс за окном нажал на акселератор. А Лео, конечно, не двигался, наблюдая, считая. Затем грохнул еще один выстрел. Яспер. Ему полагалось выбежать сразу после Винсента, но он мешкал в хранилище, отстреливал замок очередного сейфа, открывал очередное отделение с 500-кроновыми купюрами и пихал их в сумку.