Я сижу в той части буквы Н, которая симметрична коридору, расположенному рядом с курилкой. Ноэль сказала, что она не курит, значит, скорее всего, захочет встретиться здесь. Родителям я о ней не сказал, но рассказал, что разругался с друзьями и что у меня и так было с ними не очень, а так даже лучше. Мама сказала, что догадывалась, как плохо они на меня влияли, и что знала про травку. А папа сказал: «Ну что, Крэйг, сам-то ты травку курить не станешь?», на что я ответил, что нет, до сдачи ЕГЭ не стану, и мы все рассмеялись.

Они спросили, как я ем, и я сказал, как оно и было, что с едой у меня замечательно.

Спросили и про сон, про что я тоже сказал «замечательно», надеясь, что так оно и будет этой ночью.

И вот я сел нога на ногу – странная поза, меняю положение. Мерзну и что-то нервничаю, снова сажусь нога на ногу. На часах ровно семь. Ноэль, в тех же темных брюках капри и белой майке-алкоголичке, что и вчера, направляется ко мне по коридору и садится на стул рядом со мной, откинув волосы с лица тонкими пальцами с ненакрашенными ногтями.

– Пришел, значит, – говорит она.

– Ну да, получил твою записку. Первый раз получаю записку от девушки, – с улыбкой говорю я, стараясь сесть как-то повольготнее, чтобы выглядеть покруче.

– Мы сейчас быстренько сыграем в одну игру, – предлагает она.

– У меня только пять минут, ладно?

– Хорошо, хорошо. Правила такие: один вопрос задаю я, один – ты.

– Ладно. А отвечать обязательно?

– Как хочешь. Но в любом случае надо задавать следующий вопрос.

– То есть мы будем обмениваться вопросами, как в игре про двадцать вопросов. А почему нам надо разговаривать именно так?

– Это лучший способ узнать человека. И за пять минут мы точно зададим больше двадцати вопросов, если, конечно, не будем копаться. Я начинаю. Готов?

– Ага, – собираюсь с мыслями я.

– И не отвечай вопросом на вопрос, договорились? Ты же не тупой?

– Нет! – трясу я головой. – Э… готова?

– Поехали. Первый вопрос: по-твоему, я выгляжу отталкивающе?

Ну вот, прямо с места в карьер. Я ее оглядываю, и как-то мне немного стыдно от того, как я это делаю: пробегаясь глазами снизу вверх, как я смотрю на цыпочек в интернете. Мой взгляд падает сначала на ступни, обутые в простые черные кроссовки, затем – на тонкие незагорелые лодыжки, переходит к краю брючин, поднимается до колен, скользит по тонкой талии вверх по телу, отмечая острые бугорки грудок, переходя к шее, обрамленной растянутым вырезом майки, и изящному подбородку и губам. Порезы, покрывающие скулы и лоб, расположены по три рядом и параллельно друг другу. Уже сейчас на краях каждой черточки наросла белая кожица, и они такие тонкие и незаметные, что, когда заживут, их будет почти не видно. Добавить сюда задумчивые зеленые глаза – и понятно, что Ноэль – красавица, это без обсуждений.

– Вовсе нет. Ты выглядишь просто потрясно, – отвечаю я.

– Теперь твой вопрос!

– Э-э-э, почему ты написала мне записку?

– Ты показался мне интересным. Почему ты пришел?

– Я… – я медлю в попытке выдумать ответ. – Просто мне нравятся девушки, и желание одной из них – для меня закон.

– Особенно желание такой красивой девушки, – добавляю я с улыбкой.

– Игрок из тебя слабоватый: ты забыл задать вопрос.

– А! Точно. Э-э-э… а тебе нравятся парни?

– Да, – вздыхает она, – но особенно-то не обольщайся. У тебя же не встал на меня?

– Нет! – отрицаю я и скрещиваю ноги. – Нет. А как… как ты сюда попала?

– Вот это вопрос! Уже за рамками. А ты как думаешь?

– Кто-то зашел, когда ты полосовала себе лицо?

– И это правильный ответ! Вообще-то, зашли позже, я уже всю мойку кровью залила. А ты как сюда попал?

– Сам пришел. Сколько ты уже здесь?

– Почему ты пришел сам? Двадцать один день. Ой, наоборот сказала. Ну, давай, будто я закончила вопросом.

– Мне было плохо, и я позвонил на горячую линию, ну знаешь, линию помощи для тех, у кого суицидальные мысли. Позвонил, и они сказали идти сюда. Почему ты тут так долго?

– Врачи хотят убедиться, что я больше себе не наврежу. Какое лекарство ты принимаешь?

– «Золофт». А ты?

– «Паксил». Где ты живешь?

– Рядом, в этом районе. А ты?

– На Манхэттене. Чем занимаются твои родители?

– Мама делает макеты открыток, а папа работает в страховой компании. А твои?

– Мама адвокат, а папа умер. Хочешь узнать, как он умер?

– Сочувствую. Как? А мне нужно это знать?

– Это сразу два вопроса. Да, нужно. Он умер на рыбалке, выпал из лодки. Случай нелепее и представить себе нельзя, да ведь?

– Нет. Вовсе нет, – отвечаю я. – Хочешь, скажу, что я считаю самым нелепым случаем смерти?

– Что?

– Аутоэротическую асфиксию. Ты же знаешь, что это такое?

– Когда человек затягивает веревку на горле в то время, как дрочит, да?

– Да. Я прочитал про это в ДСР. Ты когда-нибудь ее читала? Огромную книгу про психические расстройства?

– Ага!

– Естественно! А ты знаешь про синдром проклятия Ундины?

– Бог ты мой! Я думала, я одна про это знаю. Это когда забываешь, как дышать. Э-э-э… где ты увидел ДСР в первый раз?

– В книжном шкафу моего мозгоправа. А ты?

– И я. Ты тоже называешь их «мозгоправами»?

– Ну так они этим и занимаются, верно?

– А что это вообще означает?

– Думаю, «головосжиматель», потому что они сжимают содержимое головы. Разве я знаю все ответы?

Ну и игра! Я упираю руки в колени и наклоняюсь вперед: я выдохся, мне нужен перерыв. Потом продолжаю:

– Ноэль – твое настоящее имя?

– А почему оно должно быть ненастоящим?

– Ну, после вчерашней истории за обедом я уже и не знаю, чему верить. Ты знаешь, как меня зовут?

– Конечно! Крэйг Гилнер. По-твоему, я идиотка, что ли?

– Откуда ты знаешь мою фамилию?

– Прочитала на браслете. Хочешь прочитать мою?

– «Ноэль Хинтон». Слушай… – Я задумываюсь на секунду. – Вот, готово: ты знала, что должно было произойти вчера за обедом?

– Ты про Дженнифер? Конечно, знала. Он над всеми так прикалывается. А вот почему ты на это повелся, мне интересно?

– Я думал, что она, то есть он, что он, ну, это, девушка. И меня попросили подойти…