Конфетин рассмеялся и отрицательно помотал головой. Он хотел что-то сказать, но не успел — автобус дернулся и остановился, шумно выдохнув выхлопные газы. Плавно и с характерным звуком открылись двери, и пассажиры лениво начали подниматься со своих мест, чтобы, подхватив нехитрый багаж, направиться к выходу. Мы с Георгием не торопились, решив убедиться, что на автобусной станции нас никто не встречает. Конфетин лениво потянулся, разминая затекшие конечности, но ко мне уже не вернулся, а пересел на освободившееся в соседнем ряду место. Я же осталась на своем, чтобы, отвернувшись к окну и изобразив праздное любопытство, оценить окружающую обстановку.

Сначала мое внимание привлекла сухонькая старушка, которая, согнувшись под тяжестью огромного баула, поплелась к зданию вокзала. Потом внимание переключилось на огромного, необъятных размеров мужчину, который в автобусе один занимал сразу два места. Походкой борца сумо он направился к стоянке такси. С таким весом ему следует больше ходить пешком, о чем в России дядьке непременно поведали бы доброжелатели. Но мы-то в Европе, где уважают права человека. В том числе право умереть раньше срока от ожирения. Так уважают, что уже и на подиум выпускают дам с избыточным весом, едва ли не пропагандируя культ полного тела. А между тем любая идея, доведенная до абсолюта, становится абсурдной. В данном случае еще и вредоносной.

Кстати, парня с дредами, принятого мной за одинокого диджея-наркомана, встретила миловидная молодая женщина, явно жена или возлюбленная, а также очаровательный пухлощекий карапуз.

— Ну что? — Прозвучавшая в конфетинском голосе тревога передалась мне, отчего сердце забилось чаще.

— Вроде чисто. А у тебя?

— Тоже… Думаешь?..

— Ни в чем нельзя быть уверенным, ты же понимаешь.

Согласно кивнув, я поднялась с кресла и, тревожно вглядываясь в кипевшую за окном вокзальную жизнь, направилась по проходу к выходу. Покидая автобус последними, мы оттянули свидание с Вечным городом, которое, чего уж скрывать, было столь же пугающим, сколь и неизбежным — как ни крути, а все дороги ведут в Рим. Хотя теперь, после смерти Манзини, причин оставаться в столице Италии не осталось, но что делать, если возможностей ее покинуть тоже не густо?

Моя нога коснулась асфальта, легкие вдохнули обжигающий воздух, а уши наполнились обычным городским шумом. В прочих обстоятельствах я бы с огромным удовольствием окунулась в суету столичного мегаполиса, чтобы зарядиться его энергией. Но сегодня то, что обычно радовало и наполняло меня позитивом, пугало до чертиков. В каждом человеке мне виделся враг, в каждом младенце чудился переодетый полицейский. Даже таксист-индус, сверкающий белозубой улыбкой и пытающийся занять нас разговором на ломаном английском, не вызывал доверия. Что, если он уже узнал в нас беглых преступников и везет прямиком в итальянский околоток?

Сжавшись от страха на заднем сиденье, затравленным зверьком я буравила взглядом его затылок, словно надеялась прочесть бродящие под черепной коробкой мысли. Поймав мой взгляд в зеркале заднего вида, Конфетин весело подмигнул — мол, не боись, прорвемся. Самообладанию этого парня можно только позавидовать — я уже давно прокляла злодейку-судьбу, забросившую меня в эту страну вообще и в эту машину в частности.

— Все будет хорошо, — полным сострадания голосом произнес Георгий, поворачиваясь ко мне. Таксист, все это время щебетавший об оставленной в Индии семье, которую он якобы уже целых три года не видел (обычная гастарбайтерская байка, рассказываемая с целью получения щедрых чаевых), заметив, что его никто не слушает, прервал свой монолог, обиженно засопел и уставился на дорогу, перестав наконец-то слепить нас своей белозубой улыбкой.

— Что будет хорошо? — Обхватив себя руками за плечи, я постаралась унять дрожь в теле. — Допустим, нам удастся встретиться с Володькой и Кириллом, и что дальше? Сколько еще мы сможем бегать? О том, чтобы покинуть страну, и речи ведь не идет. Да и шла бы… Обвинение в убийстве — оно и на родине обвинение в убийстве. Антонова, положим, отец отмажет, а что меня ждет?

— Я же сказал, что все решу! — Рука Конфетина рубанула воздух. — Все наладится, вот увидишь! — В его голосе опять послышалась нежность.

— Приехали, — пробурчал таксист по-английски, выставляя вперед смуглую руку с розовой ладонью, в которую Конфетин быстро сунул сложенную купюру. Судя по тому, каким счастьем вспыхнули глаза водителя, сумма явно превышала ту, на которую он рассчитывал. Настолько, что мужчина радостно выскочил из машины и бросился открывать дверь «белому господину», даже не вспомнив о моем существовании. Вот что с людьми делают щедрые чаевые, усмехнулась я про себя.

* * *

— Какого черта! — Кирилл набросился на Гошу с кулаками, из-за чего мне пришлось выступить в роли рефери — Володька, равнодушно взирающий на происходящее, явно не собирался этого делать. — Где вы были? Почему ты телефон отключил? Ты хоть понимаешь, что я пережил?! — Мой бывший возлюбленный пытался дотянуться до нынешнего. Впрочем, не очень активно, скорее всего, отдавая себе отчет в распределении сил — завяжись драка, достанется обоим.

— У вас есть что пожевать? — Конфетин спокойно отодвинул меня в сторону и, пройдя в опасной близости от растерявшегося Севастьянова, направился к двери.

С каждым разом наши убежища становились все скромнее — не иначе, папаша Антонова решил таким образом проучить сынка. Действительно, наказание, адекватное проступку, — убил человека, посиди пару недель в тесной стометровой квартирке — по Володькиным меркам, и впрямь каморка.

В этом же жилище, подозреваю, и сотни квадратных метров не наберется — от силы шестьдесят, максимум семьдесят. Но и их оказалось достаточно, чтобы строители разделили пространство на три комнаты. Две из них владелец отвел под спальни, одну — под гостиную. Вопреки европейской традиции, столовая здесь отсутствовала — постояльцы были вынуждены трапезничать на крохотной семиметровой кухоньке, столь тесной, что нам с трудом удалось разместиться в ней всем вместе.

В этот раз мы решили не мудрить с обедом, а просто вывалили из холодильника все, что там нашли. А отыскали мы там изысканный паштет, желтый, лоснящийся жиром сыр с огромными дырками и громадные, величиной с хороший желудь черные маслины в темном рассоле. Довершал созданный натюрморт букет зелени в вазе, маленькие томаты «Черри» и домашний круглый хлеб с хрустящей корочкой.

Не обошлось и без вина — в солнечной стране без него вообще трудно представить себе трапезу. Таинственный некто, забивавший холодильник провиантом, явно относился к искушенным гурманам. Хотя, к сожалению, и не сумел мне угодить. Аппетита не было.

— Ты чего? — поинтересовался Кирилл, подталкивая ко мне тарелку, на которую собственноручно красиво уложил ломтики ветчины и томатов, а также шарики сыра и листочки базилика. Знал, что это моя любимая еда.

— Ничего. — Мне удалось выдержать его пристальный взгляд, хотя на душе кошки скреблись. Конечно, объективно для этого нет никаких причин — наша история давно в прошлом, и ни о каком предательстве речи не идет, но все равно было неуютно. — Кусок в горло не лезет просто. Думаю, как нам из этой истории выбираться. Мне ли не знать, что безвыходных ситуаций не бывает, и не из такой передряги выкарабкивалась, однако ж, сколько ни думаю, пока выхода не вижу. Допустим, мы чудом сможем вернуться на родину, и что потом? Как нас это от карающего меча тамошнего правосудия убережет?