понимаю, ты не можешь взять их с собой за границу, и ценю, что боишься оставить такую ценность кому-то. Ценность. Спасибо, что для тебя дневники моего деда тоже ценность, – это очень важно. Ведь ты и Александра – это два родных человека для меня. Жду посылки с дневниками и желаю тебе счастливого пути, а возможно, и счастливой жизни. Кто знает, удастся ли нам еще раз написать письмо друг другу или нет? Ты знаешь, я стал писать стихи, глупые и графоманские, но мне очень хочется одним поделиться с тобой.

Если люди не ошибаются,

Значит, люди, увы, не живут.

У них все хорошо получается,

В сумке паспорт, в квартире уют.

Если люди не ошибаются,

Сторонятся нелепых идей,

У них все хорошо получается,

Они зонтик берут от дождей.

Если люди не ошибаются,

Жизнь течет, как спокойный ручей.

У них плыть по нему получается,

Им не нужно бурных морей.

Но лишь те, кто всегда ошибается,

Могут чувствовать жизнь на вкус.

Они в гору упорно взбираются,

Мечтая попасть на Эльбрус.

Они важный вопрос, переломный

Оставляют на волю судьбе,

А сами, зонтик оставив дома,

Босиком идут по траве.

Они слабости человеческие

Всегда прощают себе.

Пожурив легко, по-отечески,

Больше сил отдают борьбе.

Достижениями наслаждаются,

Проиграв же, горько ревут.

Если люди не ошибаются,

Значит, люди, увы, не живут.

Живи, моя дорогая, живи каждой секундой, прощай себе свои слабости, потому как жизнь очень коротка, и возможно, завтра, увы, не будет.

Люблю тебя по-прежнему, твой Грэй и Александра

Глава 24

Кофе

Метель не унималась, а возможно, даже стала еще сильнее. Беата, сидя на снегоходе позади Жеки и вцепившись в его куртку из последних сил, не представляла, как он различает дорогу. Чтобы не было так страшно, она прокручивала в голове последнее письмо, которое прочитала буквально перед выездом. Беата никак не могла понять, как человек, которого так сильно била жизнь, смог остаться позитивным и добрым. И еще один вопрос крутился в ее голове, и хотелось прочитать остальные письма или заглянуть в последнее, она так делала с интересными книгами, когда не было мочи ждать разгадку. Вот и здесь ей очень хотелось знать, отдала ли Агния эти записные книжки, что в них, и вообще, имеют ли они какое-нибудь значение. Конечно, по традиции книжного жанра ружье, висящее на стене, обязательно должно выстрелить. Но это не книга, и, возможно, записные книжки не имеют к этой истории никакого отношения. Чувство разочарования промелькнуло при мысли о таком исходе, очень уж хотелось красивого финала. На этой мысли Беата себе пообещала, что если развязка истории будет чересчур пресной, то она сочинит свою и предложит ее Агнии на выбор.

Сегодня, когда она вышла на улицу в своем пуховике и шапочке, то замерзла тотчас и вся. Беата прекрасно понимала, что после десяти секунд на снегоходе ей придет конец. Видимо, понял это и Жека, потому что вздохнул и, молча махнув рукой, пошел в сторону домика для персонала.

– Вот, – все так же вздыхая, сказал он, – это Риткина куртка, чистая, бери, надевай.

Домик для персонала был маленькой копией большого дома. В холле на вешалке висела одежда проживающих, а внизу стояла обувь.

– И это надень, – Жека вытащил красивые женские унты.

На голову Жека предложил ей надеть теплую, на байковой подкладке балаклаву с прорезями для глаз и рта, а сверху натянул шлем.

Погрузив свое тело в чужие вещи, Беата чувствовала себя некомфортно, и даже не оттого, что не спросила разрешения у хозяйки. Она искренне считала, что Жека здесь полноправный хозяин и командует всем, даже Риткиными вещами. Некомфортно было чувствовать на себе чужой запах. Хоть и сказал Жека, что вещи чистые, но Беата чувствовала его всеми клеточками своего организма.

Это происходило, скорее всего, оттого, что никогда, с самого детства, избалованная родителями девочка ни в чем не знала нужды. Детство выпало на девяностые, сложные годы для страны, но даже тогда отец умудрялся доставать красивые отрезы ткани у своих бывших учеников, работающих в порту или на рынке, а мама шила ей наряды, которыми не могли похвастаться ее подружки. Сейчас, сидя на снегоходе среди снегов и пурги, где темный лес казался зловещим, а от этого дорога чересчур узкой, Беата вдруг подумала про маму. Ведь она не только прекрасно шила, но и кроила, обладая удивительной фантазией и чувством стиля. Почему мама не стала дальше развивать себя, почему осталась простой домохозяйкой? Раньше Беата считала это слабостью и, возможно, даже немного свысока смотрела на нее, добровольно превратившую себя в домашнюю клушу, но сейчас почему-то другая мысль пришла ей в голову. А что, если мама не пошла работать и строить карьеру из-за Беаты, для того, чтобы быть рядом, чтобы всегда помогать, чтобы дочь росла в любви и каждодневной заботе? А что, если это и есть настоящая любовь и самопожертвование?

Снегоход остановился, и какие-то странные, не совсем уместные мысли вылетели из головы тотчас. В пурге мелькали силуэты домов по обе стороны дороги, основательно засыпанные снегом.

– Твоя бабушка живет в поселке? – удивленно прокричала Беата так, чтобы Жека ее услышал.

– Да, – кивнул тот, спрыгнув со своего железного коня, – а ты что думала, в избушке на курьих ножках? – пошутил он.

– Ну, как минимум на лесной опушке, – уже не напрягаясь, сказала Беата, но Жека ее услышал.

– Зря ты не веришь во все это, ну ничего, бабушка