Да и про остальные невзгоды тоже. И ощутил себя вольным как птица. «Да кто она такая, эта Маура? — думал я. — И кто он такой, кто он такой, кто он такой, этот идиот Канлиф?» — пел я, глядя, как размеренно падают на капот тени деревьев.

Ошалев от этого калейдоскопа солнечных пятен и ощущая легкий мандраж и беспокойство, в половине первого я подрулил к отелю «Плезанс».

Имре, который, судя по всему, уже поджидал меня в холле, тут же вышел и беспомощно встал рядом, как огромное застенчивое дитя, наряженное в черный чесучовый костюм.

— Николас, мальчик мой! Как я рад тебя видеть! Нам нужно так многое обсудить…

Торчащие у него из ноздрей волоски колыхались от мощного дыхания.

— Пойдем. Пройдемся по парку, сегодня такая славная погода.

Я шел рядом с ним, и он крепко сжимал мою руку.

— Как дела, дядя?

— Все в порядке.

— А как мама?

— Прелестная женщина. Сегодня она в форме. И конечно, ждет тебя не дождется. Это нужно учесть… Слушай, Николас, я обязан тебе сказать…

Его что-то ужасно терзало — волоски в ноздрях так и колыхались.

— Вы рассказали ей про Белу?

— Я просто не мог… Это было абсолютно невозможно. Сам знаешь, какое у нее здоровье… Пойми меня правильно, Николас…

Его буквально душили спазмы, так он волновался. — Ничего страшного, — тихо пробормотал я. — Все равно там куча неувязок…

— Ты не обидишься на меня, мой мальчик? Обещай, что не обидишься!

— О чем вы?

— Как бы тебе объяснить… — сказал он, рассматривая облака. — Я решил провернуть одно очень щекотливое дело. Я решил, что раз она… недостаточно здорова, чтобы выслушать печальную новость про Белу, пусть услышит хорошие известия про тебя. Ведь это на самом деле хорошие новости… Твоя мать прекрасно умеет додумывать недосказанное…

— Что вы ей сказали?

— Не в том дело, что сказал ей я, а в том, что она сумела из этого извлечь. Она женщина с пылким воображением… Я только успел сказать, — торопливо продолжал он, — что ты продвигаешься в бизнесе и, может случиться, поедешь за границу. Я хотел упомянуть про Канаду — ведь тебе, судя по всему придется туда съездить… И потом, уже через недельку-другую мы могли бы как-то перевести разговор на Белу… А она сразу подумала, что ты решил стать преемником отца в бизнесе, в Европе. В Праге… — нервно закончил он. И со страхом взглянул на меня. А я промолчал.

— Твоя мать отстала от времени, — тоскливо продолжал он. — Она думает, что Прага все такая же, какой она ее помнит. И ей нельзя рассказывать, как все изменилось… Ты очень на меня сердишься?

Нет, я не сердился. Я просто весь обмяк. И был не в силах прыгнуть ему на загривок или забарабанить кулаками по его башке, или же гонять его но всему Нью-Форесту, чтобы как-то вернуть себе ощущение беспутной свободы… ни на что такое я не был способен.

— Нам, наверно, стоит пойти в дом, — сказал он, оглядываясь. — Она, конечно, уже заметила твою машину. И нужно сделать веселое лицо. Она ждет именно этого.

— Ты не представляешь, мой мальчик, что бывает, когда женщине с воображением что-то взбредет на ум… — печально говорил он, пока мы шли к дому.

«Еще как знаю!» — тоскливо думал я. — «Получше тебя и получше любого другого!» И пока я поднимался по ступенькам, все мое существо наполнялось каким-то нехорошим, мрачным предчувствием. Я знал, что во вторник уезжаю в Прагу.

Когда мы вошли, маменька сидела за своим миниатюрным письменным столом и, покуривая сигарету, писала письмо.

— Николас, бобичек, как ты похудел! Ты слишком много работаешь! Ну почему ты так редко приезжаешь? Дай хоть на тебя взглянуть! Иди, поцелуй меня!

В присутствии моей матери первые пять минут говорить не обязательно. Я даже и не пытался это сделать, а просто смотрел на нее с печальной нежностью. Моя мать вызывает огромную нежность и ждет, чтобы именно так к ней и относились. Она высокая, с большими миндалевидными глазами. Волосы у нее седые, слегка отливающие голубизной. И абсолютно девичья фигура. К тому же она всю жизнь отличалась замечательным здоровьем.

Она осыпала меня нежностями и поцелуями, все время что-то быстро приговаривая, а Имре, немного подавленный после нашего с ним разговора, глядел на нее с гордостью, как хозяин.

— Стефани, — промолвил он наконец с укором, вдруг заметив ее сигарету. — Это вторая сигарета за утро. Ведь ты же обещала мне… ведь твое горло…

— Я пишу письма! — громко воскликнула она. — А когда я пишу письма, я не могу не курить. — Естественно, — продолжала она, обращаясь ко мне, — его волнует не мое горло! А цена сигарет. Я верну тебе деньги. Мне прекрасно известно, что ты ведешь учет всем моим расходам. Но ничего, мой сын очень скоро сумеет с тобой расплатиться. Ах, боже мой! — снова притягивая меня к себе. — Вот на кого мне сегодня приходится опираться!

— Стефани! — с болью воскликнул Имре, — ты же знаешь, что это не так!

— Николас, — продолжала она, полностью его игнорируя, — ты не представляешь, как меня обрадовала эта новость! У меня, конечно, не было и тени сомнения, что ты возобновишь это дело! Твой отец часто об этом говорил. Как ты думаешь, тебе удастся снять то же здание на Прикопе? Я заглядывала туда каждый день, по дороге на Вацлавскую площадь, к «Вартским». Там был такой миниатюрный лифт с золотыми воротцами и прелестный старичок-вахтер. Он каждый день дарил мне свежую розу. Господи, какие были времена! Неужели они никогда не вернутся? Ну, а теперь садись и рассказывай.

Я сел с ощущением жуткого беспокойства.

— Да ну, маменька, ничего такого особенного я не планирую! Просто хочу разведать. Но вряд ли из этого что-то выйдет, ей-богу! Времена очень переменились…

— Ну разумеется. Ничто не стоит на месте! — очень энергично воскликнула моя мать. И метнула взгляд в сторону Имре. — Деловые люди обязаны быть в постоянном движении. А не стоит ли тебе взять с собой Нимека?

— Да ты что!

— Твой отец очень высоко ценил его практическую хватку. Он, конечно, фигура ничтожная, мне бы и в голову не пришло брать его в компаньоны. Но человек он практичный, этого не отнимешь. Может, все же имеет смысл взять его с собой? — заботливо спрашивала она.

Я взглянул на нее с беспомощной нежностью.

— Маменька, — сказал я, — Нимек сейчас имеет собственное дело. Разве ты не помнишь, я ведь тебе рассказывал?

— Да, конечно. Разумеется, — нетерпеливо ответила она. — Это просто совет, я не настаиваю, Я тут