котором говорила маменька, где лифт с золотыми воротцами, но вдруг почувствовал, что устал и заблудился. По набережной прохаживался мент в смешных сапогах и широких погонах. А когда он со мной поравнялся, я увидел, что лицо у него юное, мальчишеское, немного деревянное, как у всех славян. Он сказал, что Вацлавске Намести направо, и вот я уже снова шел по широкой, ярко освещенной улице, и ощущение у меня было какое-то странное. Вокруг кишела все та же толпа, но она была гуще и живее, чем в Лондоне. Распахнутые воротнички, открытые лица — другая порода людей. Они сплошной рекой текли по улице, и были их миллионы. А в конце улицы возвышался чудовищный портрет Ленина, теперь еще и освещенный. РУКИ КАЖДОГО, УМ КАЖДОГО — НА ДЕЛО СОЦИАЛИЗМА!

Я чувствовал себя абсолютно придавленным этими тяжеловесными «руками и умами». Город моего детства куда-то исчез. Затих внизу, под их мощными сандалиями.

Мне жутко хотелось выпить, но холл буквально кишел ими — открытые воротнички, открытые лица — все как один… И, махнув рукой, я пошел наверх.

По коридору слонялся дежурный — откормленный субъект в опрятном костюме. С ним мне уже доводилось встречаться. Увидев меня, он остановился и стал ждать. У него были черные напомаженные волосы, синий подбородок и златозубая улыбка.

— Выходили подышать свежим воздухом, пане?

— Да.

— Стало попрохладнее. Думаю, идет гроза. Я у вас в номере прикрыл ставни, а окна оставил открытыми.

— Спасибо.

Чувствовалось, что ему охота потрепаться, он загадочно улыбался и все потирал свои пухлые белые руки.

— Надолго собираетесь задержаться?

— Думаю, до конца недели, не больше;

— Надеюсь, вы успешно завершите свои дела. Нам очень хочется, чтобы сюда возвратились деловые люди.

— По-моему, у вас и так яблоку упасть негде.

Он поежился и грустно сказал:

— Это все делегации. Совсем другое дело. Не то, что в старые времена.

— Времена меняются, ничего не поделаешь.

Я чувствовал, что повторяюсь, что устал и мне худо в этом душном коридоре. Я вставил ключ в замок.

— Может, вам что-нибудь нужно, — тоскливо спросил он, — кружечку пивка, например?

Мне хотелось одного — рухнуть в постель.

— Ну что ж, — сказал он, сверкнув золотым зубом, — если я вам понадоблюсь, то мое имя Джозеф.

— Хорошо. Спокойной ночи, Джозеф.

— Спокойной ночи, пане.

Глава 17

На следующий день к шести часам все мои страхи рассеялись как дым. Свобода и его свита — Чернин, Штейн и Влачек были типичными технарями, разве что слишком зацикленными на своих прениях. Сам Свобода, милейший старикан с глазами спаниеля и усами Микояна, напоминал мне отца, а это уже совсем неплохо. Пока я работал у Хрюна, я нахватался некоторых понятий о стекольном деле, но этого, конечно, было недостаточно для того, чтобы выступать в роли молодого специалиста по импорту-экспорту. Поэтому любые крохи знаний, приходившие мне на ум, были просто благом. Пока он хрипло заказывал по телефону чай, я усердно рылся в памяти, откапывая имена старых вассалов, некогда служивших на заводе. И действительно, припомнил одного или двух.

Потом мы снова пили чай в выставочном зале и долго обедали, произнося бесконечные тосты за мир и деловые контакты, так что к середине дня я уже был почти что в коматозном состоянии — на лице застыло внимание, а рука скрючилась от неустанного писания в блокноте. Этот самый блокнот был теперь наполовину исчеркан всякой бессмыслицей по поводу сроков поставки и товарооборота, при этом я все время так усердно кивал головой, что потом, наконец-то вынырнув на солнечный свет, почувствовал, как она у меня раскалывается.

Ко мне приставили крупную молодую особу, судя по всему, редкой одаренности, которая почти весь день возила меня с места на место; и теперь, выйдя на улицу, я вдруг с легкой нервозностью заметил, что она все еще здесь. В том, что она из породы «рук и умов», сомнений не было. Она была мощная, загорелая. В белой юбке и с собранными в пучок волосами. У нее была потрясающая грудь. И могучие, но стройные ноги. Она изучала английский и старательно на мне тренировалась.

Увидев меня, она высунулась из машины:

— Вам сегодня еще нужно куда-нибудь ехать?

— Нет, спасибо. Пойду прямо в отель.

— A-a… A я вас дожидалась.

— Прошу прощения. Я не знал.

— Ничего. А завтра вам машина понадобится?

— Завтра я еду в Краловск. Меня снова повезете вы?

— Нет. Для дальних поездок есть другая служба;

— Ну что ж, — протянул я, раскачиваясь на раскаленном от солнца, людном тротуаре. — Может, пропустим по рюмочке?

Это было уместное предложение, если учесть, что сия могучая особа целый день прела в машине. Но прозвучало оно неуверенно и без всякого энтузиазма.

— О, благодарю вас! — сверкнула она зубами. — С удовольствием.

— Отлично. Зайдем в отель?

Она шла рядом, мощная и торжественная, и не говорила ни слова. А у меня дико трещала голова.

В мельтешении открытых воротничков мы отыскали место, и она села, с интересом оглядываясь вокруг.

— Сама-то я не часто сюда попадаю. Здесь ужасно дорого.

— Да, конечно. По делам бизнеса ездят с деньгами.

— Понятно. И часто вы ездите?

— Случается.

— Наверно, работа торгового представителя очень интересная, да?

— Да, очень. Что вы пьете?

— Чай, если можно. Я бы и сама мечтала о такой работе.

— А.

Ее грудь была прямо на уровне моих глаз. Я отвел взгляд и несколько взвинченно произнес:

— У вас очень красивый загар. Были в отпуске?

— Да. Работала на ферме.

— Интересно?

— Очень. Это, наверно, интересно — путешествовать по разным местам?

— Конечно. Например, Прага очень интересный город.

— Вам действительно нравится Прага?

— Здесь очень забавно.

— Лично я ее ненавижу!

Все это время я мысленно умолял ее заткнуться, хлебать свой чай и не трогать торговых представителей. Но это странное заявление вынудило меня взглянуть на нее с интересом. У нее было скуластое лицо, серые миндалевидные глаза, прямой нос и никакого макияжа. Блузка на ней была в облипочку, и колоссальные груди распирали ее, как бомбы. Я вдруг подумал, что ей точно не больше двадцати.

— За что ж вы так невзлюбили Прагу?

— Да ну, здесь такая скучища! И люди скучные. Жуткая серятина!

— А где бы вам хотелось жить?

— Да где угодно. В Лондоне, в Париже. В Нью-Йорке. Даже в Вене, — уныло сказала она. — В Вене тоже есть рок-н-ролл.

Это заявление, сделанное столь неподходящим персонажем, прозвучало так нелепо, что я просто глаза вытаращил.

— Вы любите рок-н-ролл?

— Не только рок-н-ролл, вообще все.

Голос у нее упал, и она смущенно отвела взгляд.