написала несколько рекомендательных писем к людям, имеющим какой-то вес. И, естественно, к Хане Симковой. Помнишь бабушку, которая тебя когда-то нянчила? А теперь, — резко сказала она, усаживаясь возле меня и беря меня за руку, — если мистер Габриэль позволит убедить себя в том, что у человека есть право на уединение в собственной комнате, мы с тобой сможем это обсудить.

Бедняга Имре с важным видом удалился. А чистый голос моей матери все звенел и звенел.

В воскресенье, перед моим отъездом, Имре отвел меня в сторону.

— Послушай, — сказал он, — мне не удалось отговорить ее писать письма. Что поделаешь! Это для нее такая радость!

— Неважно, дядя. Все нормально.

— Даже твоей старой няньке Хане. Хана умерла года два или три назад. Ей я этого, конечно, не рассказал. Даже муж Ханы куда-то переехал. Твоя мать совсем отстала от жизни, — печально добавил он. — Ты очень на меня сердишься, Николас?

— Нет, дядя, не сержусь.

— Дай-ка сюда эти письма. Я их выброшу или сожгу.

Он говорил так покаянно, так хотел все загладить, что я выполнил его просьбу.

Я уехал сразу после чая и в половине девятого подкатил к площади Фитцвольтер. На площадь быстро опускались сумерки, и она пустела на глазах. Я немного посидел в машине, погруженный в глубокую меланхолию. Мауру видеть не хотелось. Возвращаться к себе — тоже.

Я сидел в машине и тоскливо размышлял о Канлифе, Павелке и о поездке в Прагу. Я думал, где окажусь в это же время через неделю.

Потом, когда на площади зажглись огни, я вышел из машины и направился к бару «Мушкетеры», расположенному прямо у перекрестка. По воскресеньям я всегда пил здесь пиво. В баре сидела миссис Нолан с подругой — обе уткнулись в телевизор. Я заказал пинту пива и выпил ее залпом. А миссис Нолан даже не повернула головы.

Потом я пошел в другой бар, в котором было повеселее, и увидел там Вала с Одри — тех самых, у которых была тусовка на прошлой неделе. Стареющая модель помахала мне рукой. И я помахал ей в ответ. Но подходить не стал. Я разглядывал их компанию с любопытством, размышляя, кто из них за мной шпионит — если, конечно это кто-то из них. Но все это пустые размышления. Я вышел из бара, медленно побрел обратно к машине, набросил на нее чехол и вошел в парадную.

На часах было без четверти десять. В вестибюле темно. Сверху, из какой-то комнаты, раздавалось тихое бурчание радио, кто-то слушал воскресный спектакль. «Да только какому спектаклю сравниться с этим, нашим!» — думалось мне, когда я с чувством странной отрешенности бросал монету и набирал телефон Канлифа.

Он тут же снял трубку, и я сказал:

— Это Николас Вистлер.

— Да, мистер Вистлер?

— Вы просили позвонить.

— Очень хорошо, что вы это сделали. Я хотел убедиться, что вы вернулись из Борнемута. Впрочем, мне уже об этом сообщили.

У меня медленно и противно зашевелились волосы на голове.

— Значит, вы все еще ведете за мной слежку?

— Мы обязаны проявлять определенную осторожность. Вы взяли на себя очень серьезную миссию. Готовы ли вы вылететь во вторник, в десять утра?

Я не ответил, думая о шумной компании из «Мушкетеров». Любой из них мог отлучиться на минутку после того, как я оттуда вышел. «Да та же миссис Нолан», — подумал я, вдруг вспомнив маленькую, прилипшую к телевизору фигурку. Но миссис Нолан была не в курсе всех приколов, связанных с Белой. Только приятели знали про Белу — наши с Маурой приятели. Так неужели… Нет, не может быть, чтобы Маура… как может Маура? Маура даже не знает, что я вернулся. Смутившись и растерявшись от этой мысли, я сказал трубке:

— Нет. Я еще не уверен. Я пока не пришел ни к какому решению.

— Прекрасно вас понимаю, — проскрипел мне в ухо искаженный голос Канлифа. — Может быть, вы заглянете ко мне утром, в двенадцать часов? Ваша виза уже готова.

— Я подумаю.

— Это очень важно, — сказал он, и в трубке щелкнуло. Я положил трубку и медленно побрел к себе наверх.

На второй площадке меня пронзило какое-то неприятное подозрение. Бурчание радио стало громче, но раздавалось оно не с первого этажа и не со второго. А на третьем была одна-единственная комната — моя.

Я тихо поднялся на следующий марш и с бьющимся сердцем встал у порога.

Из-под двери пробивался лучик света. Никакого сомнения — радио звучало там, в моей комнате. Я приложил ухо к двери и услышал поскрипывание дивана и похрустывание бумаги.

Я отнюдь не чувствовал себя героем. Далее подумал, что, может, стоит по-тихому сп ус т и т ь ся вниз и прихватить что-нибудь — палку или копа, чтобы можно было защититься. Но ничего такого я не сделал. А нагнулся, собравшись с духом, в темноте снял ботинки, выставил их перед собой как оружие, распахнул дверь и завопил:

— Кто тут?

— Я, — сказала Маура. Она сидела на диване и разворачивала фантик конфеты. — Я думала, сколько ты еще будешь пропадать?

Глава 13

Ее кривенькая улыбочка сверкнула лукаво — как всегда в последнее время.

— А кого ты ожидал увидеть?

— Как ты сюда попала?

— Я позвонила в дверь.

— Миссис Нолан нет дома.

— Мне открыл старикашка со второго этажа. И вроде бы разозлился.

— Откуда ты узнала, что я приехал?

— Увидела машину у подъезда.

— В котором часу?

— Примерно полчаса назад, — сказала она, и лукавство сразу исчезло с ее лица. — Слушай, а ты вообще собирался входить или нет? — спросила она нетерпеливо. — И зачем ты разулся?

Мне чуть полегчало от ее дерзкого тона, но все равно это было жутко неприятно. Я взглянул на ее туфли. Потом на нее и облизнул пересохшие губы. Что, если это она звякнула Канлифу и потом пришла сюда — дожидаться меня? Я просто не знал, что думать. Она впервые так поступила. Я нагнулся, надел ботинки и обалдело на нее уставился.

— Хватит таращиться, будто у тебя столбняк! Да что с тобой такое?

— Ты застала меня врасплох. Я не ожидал тебя здесь увидеть.

— Решила заскочить — поздороваться… Может, мне не удастся увидеть тебя перед отъездом. Ты ведь не против?

— Ничуть.

— Все-таки поедешь? — пристально глядя на меня, спросила она.

— Да, конечно.

— Твоя мама, наверно, обрадовалась?

— Да, пришла в полный восторг.

— Клево!

— Ага.

По радио вдруг раздался пистолетный выстрел, и я подпрыгнул. Маура выключила радио и сказала:

— А ну, посмотри на меня, Николас. Что с