пригорода, отделенного от поселка Гаспара Бокета железнодорожным полотном. Тут стояли драгуны. Они видели бегство жителей Либеркура, по их словам, злополучный городок превратился в огненное море, загоревшийся на заводе гудрон растекался по улицам, неся с собой пламя пожара.

Надо было забрать раненых из пригорода Сен-Жан, с перевязочного пункта драгун. За ними послали Манака с Морльером. Только там Алэн понял то, что рассказывал дивизионный врач. Туда перенесли жителей Либеркура, получивших ранения и ожоги. Шахтеры, поднявшиеся наверх, когда все уже было в огне, приходили сюда отыскивать своих близких. Они говорили, что бомбы прямым попаданием взорвали состав с боеприпасами, отведенный на запасный путь рядом с гудронным заводом. Товарную станцию всю буквально перекорежило, а все-таки нашелся такой смельчак-железнодорожник, который, когда все кругом взлетело на воздух, пробрался между вагонами, отцепил уцелевшие. Но достаточно было и трех вагонов, чтобы понаделать бед, — тут и гудрон, и взрывы на заводе! А каков молодец, этот железнодорожник! Он работал на рудничной ветке, свозившей уголь. Хорошо, что хозяин гудронного завода струсил и четыре дня назад закрыл завод! К счастью, там никого не было… Рассказчик, молодой кудрявый шахтер, напоминал задорного петушка, но лицо у него было худое, как у всех здешних жителей. Он пробирался в Вэнгль, к югу от Ла-Бассе, потому что, вернувшись домой, нашел на столе под стаканом записку от своих, где было сказано, что все они уходят в Вэнгль. Он считал, что это ни к чему. Ведь их-то дом уцелел. Он шел с тем, чтобы привести их обратно. Они забрали с собой стариков Моро. По дороге он известит Бокетов — потому что дочка Моро, Элиза, замужем в Курьере и, конечно, тревожится о своих стариках… а Бокет приходится Элизе двоюродным братом… Администрация рудника в Либеркуре навострила лыжи, как везде, как в Карвене; сунули в зубы двести пятьдесят франков, и проваливайте! Говорят, в Уаньи то же самое; только там выдали бумажку, по которой вам заплатят за две недели в Париже.

А как же раненые? Те две машины, которые имеются у Партюрье, могут в несколько рейсов доставить их в Ваттьессар. Но кто будет забирать их оттуда и куда? Сверху нет никаких указаний, хотя уже запрашивали штаб кавалерийского корпуса, запрашивали штаб армии.

Повидимому, в штабе корпуса и в штабе армии и так хватает забот. Настал час, когда надо принимать страшное решение. До сих пор все верили и даже сейчас еще верят в вейгановский план наступления. Вот как все было расписано: 26-го (то есть завтра) генерал Альтмейер, во главе 5-го армейского корпуса, при поддержке двух английских дивизий отобьет предмостные укрепления впереди Дейльского канала, которые должны служить исходной позицией, утвердится на них и 27-го утром предпримет наступление на юг, то есть на Камбрэ и Бапом. Кроме того, англичане должны сменить легкие мотодивизии, обороняющие Карвен, с тем чтобы они могли поддержать наступление Альтмейера, прикрывая его правый фланг от Энен-Льетара до Мон-Сент-Элуа, откуда потом их перебросят в район Скарпы, который им надлежит очистить от неприятеля. Все это при условии, если английская бригада совместно с перегруппированными французскими частями в ночь с 24-го на 25-е сменит войска, обороняющие каналы. И что же? Бригада не явилась, ее тщетно прождали весь день 25-го. А на те две дивизии, которые должны были поддержать Альтмейера, распространился приказ, отданный по всем английским войскам, и они отступили.

Помимо этого, Булонь в предыдущую ночь прекратила сопротивление. Кале вот-вот падет. Немцы форсировали Лис и канал у Эра; в Ньепском лесу шли бои. Дальше тех клещей, в которые немцы зажали наши армии, были захвачены мосты между Анзеном и Валансьеном, а Валансьенский выступ, и без того сильно уменьшившийся, сходит на нет. Еще одна опасность надвигалась из Бельгии, из района Куртре, — пути отступления к морю могли быть отрезаны с востока. Но никто еще с полной ясностью не представлял себе всей картины…

* * *

Майор Фовель добрался до Вейгана, когда тот уже отправил телеграмму о «неколебимой решимости». Следующая телеграмма пришла в Лилль только рано утром: Вейган предоставлял Бланшару право самому сделать выбор между наступлением и отходом на Дюнкерк. Это было следствием привезенного Фовелем сообщения, что англичане отступили на линию каналов. Где же утренняя «неколебимость»? Правда, вейгановский план предусматривал двухстороннее наступление: северных армий навстречу армии Фрера и армии Фрера навстречу северным армиям. Но после приезда майора Фовеля и известия об отходе англичан на линию каналов, генерал Бессон[666], начальник штаба генерала Фрера, несомненно получивший соответствующую информацию от Вейгана, в тот же вечер послал Фреру телеграмму, предписывающую приостановить наступление. Итак, не дождавшись решения — наступать или отходить на Дюнкерк, которое мог принять один Бланшар, Вейган так повернул дело, что отпал самый смысл наступления. Несмотря на это, 25-го утром Вейган вызвал к проводу Бессона и отменил приказ: скажите, чтобы Фрер наступал на север. И в новой телеграмме Бланшару приветствовал подготовку к наступлению. Телеграмма была послана около 10 часов и помечена главной ставкой Жоржа.

Времени у Вейгана было в обрез, в одиннадцать часов ему полагалось явиться на ежедневное совещание в военном министерстве. Однако он улучил минутку для частной беседы с Полем Рейно и опять заговорил о необходимости перемирия, требуя неколебимой решимости на этот раз не от солдат, а от членов правительства. Он считал, что Париж будет взят, и долг министров, их обязанность — остаться в Париже, хотя бы им грозил плен… Внутренний порядок обеспечат уцелевшие, благодаря перемирию, остатки армии. Под руководством Вейгана, у которого будут развязаны руки после того, как он пожертвует Полем Рейно.

На совещании, которое, как обычно, началось в одиннадцать часов, майор Фовель, задержавшийся в Париже, настаивал главным образом на том, чтобы генералу Бланшару, преемнику Бийотта, было официально присвоено звание командующего 1-й группой армий. Таким путем рассчитывали уладить разногласия между ним и Гортом, поднять его авторитет в глазах Горта. Но на совещании присутствовал также генерал Спирс[667], тот самый, что так хорошо говорил по-французски и при помощи радио стал за эту зиму известен всей Франции. Речь зашла о применении авиации, и тут выяснилось, что разногласия существуют не только между Гортом и Бланшаром. Вейган нашел, что английский генерал неуважительно отзывается о командующем нашей авиацией генерале Вюильмене. Вместе с тем генерал Спирс не верил в отправку английских войск в Англию — вопрос об отходе на Дюнкерк еще отнюдь не решен…

Как бы то ни было, а самолетов нехватает. На севере