Его пухлое лицо озарилось улыбкой; оторвавшись от письма, он поднял глаза вверх и воскликнул:

— Ja, О’Флинн, теперь-то я отплачу тебе за ведро!

Фляйшер вернулся на первую страницу письма, и его губы беззвучно задвигались, перечитывая: «…любые действия, на Ваш взгляд необходимые для защиты наших границ и приведения противника в замешательство».

Наконец-то. Наконец он получил приказ, о котором столько молил. Он позвал сержанта.

— Наверное, они вернутся сегодня. — Роза Олдсмит подняла глаза, оторвавшись от вышивания детской распашонки.

— Сегодня, завтра, послезавтра… — философски отозвалась Нэнни. — Гадать, когда мужчины уйдут или придут, — дело неблагодарное — у них вечно свои мысли на этот счет. — Она продолжила покачивать колыбель, сидя возле нее на леопардовой шкуре, словно ожившая мумия. Ребенок слегка посапывал во сне.

— А я знаю, что сегодня. Я чувствую — должно произойти что-то хорошее. — Роза отложила шитье и подошла к двери на веранду. Несколько минут назад солнце скрылось за деревьями, и все погрузилось в призрачную тишину коротких африканских сумерек.

Роза вышла на веранду и обхватила себя руками. Ежась от вечерней прохлады, она всматривалась в темнеющую даль равнины. Какое-то время она простояла так в беспокойном ожидании, и равно как день быстро сменился ночью, ее радостное предвкушение переросло в смутное предчувствие.

— Нэнни, зажги, пожалуйста, лампы, — негромко, но с тревогой в голосе попросила она.

За ее спиной металл звякнул о стекло, затем чиркнула спичка, и слабый отблеск желтого света упал на веранду к ее ногам.

Роза ощутила на плечах первое холодное дуновение ночного ветра и, неожиданно задрожав, покрылась мурашками.

— Иди в дом, Длинная Косичка, — велела Нэнни. — Ночь — время москитов, леопардов… и прочей нечисти.

Однако Роза не спешила подчиниться — она продолжала всматриваться в темноту, пока могла различать вдали контуры фиговых деревьев. Потом, порывисто развернувшись, вошла в дом и закрыла дверь на засов.

Позже, когда она проснулась, луна не светила и в комнате было темно. Рядышком, тихо попискивая во сне, спала малышка Мария.

И вновь к ней вернулось тревожное чувство, которое она испытала ранним вечером. Роза замерла в постели в ожидании, вслушиваясь в кромешную темноту, и тьма будто навалилась на нее, так что она сжалась, стремясь абстрагироваться от реальности, ощущая в ночи беззащитность и одиночество.

Охваченная страхом, она подняла москитную сетку и нащупала колыбельку. Малышка захныкала, когда мать подняла ее и положила в постель возле себя. Однако Роза успокоила дочку в своих объятиях и вскоре та заснула, прижавшись к ее груди. Тепло крохотного тельца несколько успокоило тревогу Розы.

Проснувшись от криков, она радостно открыла глаза, предполагая, что кричат носильщики Себастьяна. Еще не успев толком проснуться, Роза откинула простыню с одеялом, выбралась из-под москитной сетки и вскочила в ночной сорочке, прижимая к груди малышку.

Только тут она отдала себе отчет в том, что в комнате уже не было темно. Окно, выходившее во двор, озарялось неровным красновато-золотистым светом, который то вспыхивал, то мерк.

Остатки сна окончательно выветрились у Розы из головы, и она расслышала, что доносившиеся снаружи возгласы вовсе не походили на дружелюбные и к тому же раздавались на фоне других, более тихих звуков — шелеста, шуршания, потрескивания, — источник которых она не могла определить.

Она направилась к окну, медленно, страшась того, что может увидеть, но на полпути застыла от крика. Он донесся с кухонного дворика, и его эхо надолго повисло в воздухе после того, как он смолк, — крик ужаса и боли.

— Боже всемилостивый! — прошептала она, заставляя себя посмотреть на улицу.

Хижины слуг и близлежащие постройки были объяты пламенем. Извивавшиеся языки пламени, поднимаясь с соломенных крыш желтыми колоннами ввысь, озаряли темноту.

Во дворе были мужчины — много мужчин — в форме германских аскари цвета хаки. У всех были винтовки, и их штыки поблескивали в свете пламени.

— Они переправились через реку… Нет, Господи, не может быть! — Прижимая к себе малышку, Роза присела, спрятавшись под окном.

Вновь раздался крик, теперь уже более слабый, и она увидела, что четверо аскари сгрудились во дворе вокруг чего-то извивавшегося в пыли. До нее донесся смех — возбужденный смех тех, кто убивает ради удовольствия, в то время как они пронзали извивающееся тело штыками.

В этот момент кто-то еще из слуг, вырвавшись из объятой пламенем хижины, бросился сквозь огненное кольцо в темноту. Аскари с криками бросились за ним, оставив умирающего. Завернув беглеца подобно стае натасканных гончих, они с воплями и смехом погнали его назад к ярко полыхавшему пламени.

Загнанный и обезумевший, слуга остановился, дико озираясь по сторонам, его лицо было искажено ужасом. И в следующий момент аскари уже набросились на него, нанося куда попало удары прикладами и штыками своих винтовок.

— Нет, Господи, нет, — не в силах оторвать глаза, сдавленно шептала Роза.

Неожиданно среди общего шума раздался новый голос — безусловно, командный рев. Она не могла разобрать слов, так как это звучало на немецком — из-за угла дома появился белый человек, с фигурой внушительных размеров, в голубой вельветовой форме германского колониального гарнизона, в натянутой почти на глаза широкополой шляпе и с пистолетом в руке. По рассказам Себастьяна она узнала в нем германского комиссара.

«Останови их! — Роза не произносила слов — эта мольба звучала у нее в голове. — Прошу, прекратите жечь и убивать».

Белый человек отчитывал своих аскари. Он стоял, развернувшись в сторону Розы, и она взглянула на его лицо — круглое и розовое, как у перекормленного ребенка; в свете пожара было видно, как оно блестит от пота.

«Останови их. Прошу, останови их», — беззвучно молила она. Следуя указаниям комиссара, трое аскари побежали туда, где в пылу погони побросали свои соломенные факелы. Пока они поджигали их от пылающих построек, остальные, оставив трупы двух слуг, растянулись вокруг дома кольцом с поднятыми винтовками. Большинство штыков были окровавлены.

— Мне нужен Фини и его напарник, а не носильщики с оруженосцами — мне нужны белые! Выкурите их! — завопил Фляйшер, но Роза смогла разобрать только имя отца. Она чуть было не крикнула, что его там нет, что в доме лишь она с малышкой.

Трое аскари уже бежали к дому, от их пылающих факелов разлетались искры. По очереди останавливаясь, каждый из них принимал стойку копьеметателя и запускал горящий факел в направлении дома. Роза слышала, как они с глухим стуком падали на соломенную крышу.

«Мне нужно унести ребенка, пока не вспыхнул пожар». Она бросилась из комнаты в коридор. Там было темно, и пришлось, двигаясь вдоль стены, на ощупь искать вход в главное помещение. Ей удалось справиться с засовами входной двери и немного приоткрыть ее. Вглядевшись сквозь щель на освещенную пламенем лужайку перед верандой, она увидела там темные силуэты аскари и отпрянула назад.