лодка могла поднять 12-14 человек. Васюрка сказал об этом перевозчику, но тот почему-то махнул рукой. По команде офицера началась посадка. На скамейках мест не хватило, и двое солдат присели на носу лодки, а двое стали на корме, около Васюрки. Старик перевозчик повозился у цепи и, отталкивая лодку, шепнул Васюрке: «Не робей!»

Загромыхала цепь по канату. Васюрке трудно было управлять лодкой, потому что он ничего не видел, мешали стоявшие перед ним солдаты. Васюрка склонялся то вправо, то влево, но ни носа лодки, ни каната увидеть не мог. Саженях в трех от берега лодка стала вдоль течения, цепь натянулась до предела. Офицер греб очень медленно, глубоко погружая весло. Движение вперед прекратилось.

– Садитесь, черти полосатые! – закричал Васюрка маячившим перед его глазами японцам, но они ничего не поняли. Тогда Васюрка ткнул одного из них кулаком в спину. Японец, повертываясь к Васюрке, наступил на борт, перегруженная лодка накренилась и зачерпнула. Несколько солдат испуганно вскочили со скамеек, лодка закачалась еще сильнее, захватила воду сначала левым, потом правым бортом.

– Васюрка! – кричал с зареченского берега Костя, – прыгай скорей! Пусть желторотые купаются!

Что-то кричал и старый перевозчик, но Васюрка ничего не мог разобрать из-за гвалта, поднявшегося в лодке. В этот момент цепь оторвалась и лодка перевернулась. Васюрка окунулся в ледяную воду. Вынырнув, он тряхнул головой, выпустил фонтанчиком воду изо рта и, толкая перед собой весло, забулькал ногами к плоту, на котором работали строители моста. Плотник подал ему руку и вытащил из воды. Сейчас же подбежал перевозчик и увел Васюрку в свою будку.

– Цепь, понимаешь, не выдержала... Я же тебе кричал, бросай ты их... Ну, ничего, у меня печка топится, живо обсохнешь... За тебя я больше всего боялся...

В реке, между перевозом и строящимся мостом, барахтались японцы. Трое, бросив винтовки, скоро ухватились за плот, их тоже подняли наверх. Некоторые пытались прибиться к берегу, однако намокшая одежда и оружие тянули их ко дну. Вынырнув несколько раз, они больше не показывались над водой. Мимо новых свай плыли одни шапки. Недолго продержался и офицер. Что-то крикнув по-японски, он взмахнул руками и ушел в глубину. Один забрался на перевернутую лодку, стал на колени, сложил руки на грудь для молитвы, склонил голову. Плотники хотели зацепить лодку багром, но не достали, и она поплыла дальше.

По обоим берегам суетились люди. Из макаровского дома прискакали на лошадях казаки. Они вытащили двух солдат и откачали их на шинелях. С помощью жердей сняли японца, молившегося на лодке: она застряла на ближнем перекате. На место происшествия приехали японский и семеновский коменданты. Прежде всего они разогнали народ.

Так зареченские ученики и не попали в школу. Васюрка на работу после обеда не вышел, он лежал дома в постели. Дядя Филя с трудом выпросил в аптеке немного спирта и натер им отважного рулевого.

– Лежи теперь, Иван Купала! – смеялся дядя Филя.

Костя принес Васюрке горячего молока, а Вера, по совету матери, заварила в чайнике сухой малины. Маленький Витька допытывался у старшего брата, что он видел под водой и почему не принес ни одной японской винтовки – все равно они зря будут лежать на дне. Васюрка закрыл глаза, гладил Витькину вихрастую голову и почему-то улыбался...

К вечеру Усатый через связного передал Тимофею Кравченко, что из восемнадцати японцев, направлявшихся к Лысой горе на поимку партизанских разведчиков, спаслись только шесть, все они отправлены в госпиталь. Начались поиски неизвестно куда скрывшегося старика перевозчика...

* * *

В первое же воскресенье Костя, Индеец, Кузя н Пронька отправились ловить рыбу. Васюрка еще болел...

Остановились на берегу залива, где недавно мастерили кораблики. На песчаных отмелях и в кустах белели, как большие куски сахара, льдины, тая на ветру и солнце. Вода заметно сбыла, но к реке подойти было нельзя: ноги глубоко увязали в грязи. Пришлось накидать побольше камней, чтобы удобнее было стоять с удочками.

Развели костер, уселись вокруг него.

– Эх, закурить бы! – мечтательно произнес Кузя и потер переносицу. – У тебя, Индеец, не осталось японских сигарет? Ты ведь тогда много цапнул!

На Леньку тянул дым от костра. Он кашлял, тер глаза и злился.

– К Эдисону иди. Там закуришь.

– Хорошо теперь изобретателю! – сказал Пронька. – Что он, по-вашему, сейчас делает?

– Карабин чистит! – подсказал Индеец.

Костя подбросил в огонь сухих веток, прижался спиной к Индейцу.

– Не будет же он целый день карабин чистить. Сейчас, небось, где-нибудь в разведке. Вышел из тайги, фуражку набок сдвинул – ему папа недавно свою кондукторскую отправил... Шурка говорил, что Лидия Ивановна рассказывает партизанам о литературе. О Пушкине, Толстом, Лермонтове... Кузя, у тебя клюет!

Кузя побежал к удочке. На крючке трепыхался большой чебак. Кузя выдавил внутренности, счистил ногтем серебристую чешую и бросил чебака на угли.

– Ребята, – прошептал Ленька, – кто-то идет к нам! Кажется, казаки!

Кузя вскочил, как ужаленный.

– Они про кораблики, наверное, узнали. Крышка нам! Тикать надо!

– Не хнычь ты! – прикрикнул Пронька,

– Я буду вести переговоры! – Костя поправил на голове кепку и посмотрел на подходивших. Это были, действительно, казаки: желтые лампасы на синих широких штанах виднелись издалека.

Казаки подошли к костру. Они были в одних гимнастерках, но на головах торчали черные папахи – фуражек еще не выдали.

– Здорово, мужики! – весело крикнул чубатый казак, тот самый, который бросил камень в двухмачтовый кораблик.

– Здорово, паря-казак! – нарочно грубовато ответил за всех Костя.

– Поймали? – поинтересовался второй казак, присаживаясь к костру.

– Поймали! Два белых, а третий, как снег! – Костя кивнул на угли. – Вот жарим рыбу-кит!

Чубатый оглядывал берег, не садился.

– А тут, шпингалеты, крупная рыба водится?

– Сколько хошь! – вступил в разговор Индеец. – Обойди залив, там дальше, в ямах, щуки живут, во какие!

Ленька, показывая, раскинул руки.

– Таких нам и надо! – Чубатый обратился к товарищу. – Пойдем, места разведаем!

Казак, сидевший у костра, свертывал цигарку.

– Я покурю тут. Крикни, ежели что!

Чубатый, насвистывая, пошел вдоль берега, свернул в кусты и скрылся в них. Парнишки окружили оставшегося казака. Тонколицый и бледный, он показался ребятам больным. Только усы, закрученные лихо, придавали ему боевой вид.

– Нога вот болит, – пожаловался казак. – На германском фронте продырявило. Устаю быстро.

– Дяденька! – придвинулся к нему Индеец. – У вас