понимал, но острая боль сводила его с ума. Глаза затягивала мутная пленка. Толик облизывал пересохшие губы, глаза блуждали. Глеб склонился над ним, взял товарища за плечо.

– Как же так, командир… – еле слышно выдохнул Иванчин. – Вроде рано умирать, хочется еще повоевать…

– Повоюешь еще, лежи спокойно. – Сердце обливалось кровью, но Глеб не менялся в лице. – Все в порядке, парень, тебя вылечат. Так, вы четверо – взялись за края палатки и осторожно понесли в лес. Пастухов, возьми бинт, зажми ему рану, чтобы кровь не терял. В лесу перевяжем, здесь опасно.

Он с тоской смотрел, как выжившие товарищи несут раненого к лесу и шикают друг на друга, мол, нежнее несите, осторожно, не дрова же! Все, кто выжил, были здесь. Осталось пятеро: Завадский, Становой, Пастухов, Глинский и Костромин. Где-то в лесу еще Настя Томилина…

Иванчина внесли в лес, Костромин выбросил скомканный бинт и извлек из вещмешка свежую упаковку. Но помощь бойцу уже не требовалась. Глаза остановились, неподвижно смотрели на кроны деревьев. Пульс не прощупывался. Пастухов прикладывал ухо к груди и тихо выл. «Где он теперь?..» – пронеслась тоскливая мысль. Это была тяжелая минута. Толика Иванчина любили все, парень был бесхитростный, добрый, всегда помогал, чем мог. Тоска подступила к горлу, сжала колючками. Все застыли в оцепенении, не обращая внимания на царящую вокруг суматоху.

Вспотевшие бойцы пристроили на полянке аналогичные носилки из плащ-палатки. На них лежал майор с перебинтованной грудью и в отличие от Иванчина еще подавал признаки жизни. Из оцепенения вывел грубый окрик командира, приказывающий новоприбывшим строиться на опушке. Снова возник вездесущий майор Шилов, потребовал выделить бойцам арьергарда ручной пулемет и чуток гранат. Толика Иванчина завернули в плащ-палатку и оттащили в ближайшую канаву.

– Ветренко и Лях даже этого не удостоились, лежат там, в поселке, под открытым небом! – ворчал Глинский.

– Много там наших лежит, – огрызнулся Костромин. – Всех не вытащишь, не похоронишь.

Прибежала растрепанная Настя, брызжа слезами, бросилась на шею лейтенанту.

– Все, успокойся, я жив. – Глеб оторвал ее от себя. – Где Варя?

– Она с ранеными, там, – Настя неопределенно махнула рукой. – Все в порядке, никуда не денется… Люди не знают, куда идти, Глеб…

Время поджимало. Из всех присутствующих это знали только Костромин и Завадский.

– Где штабные, Настя?

– Глеб, я не знаю, здесь все перепуталось! Говорят, они ушли в лес, просто куда глаза глядят.

Они не могли далеко уйти. Генерал был ранен, да и многие другие не блистали здоровьем. Лес был истоптан, кусты поломаны, словно стадо слонов ломилось. Но в этом лесу за последний час перебывало дикое количество народа.

Со стороны поселка нарастал шум. Работали мощные двигатели. Раздался мерзкий нарастающий свист, и мина взорвалась метрах в семидесяти от опушки. За ней вторая, третья… Люди засуетились, снова заорали командиры. Мимо проходили какие-то странные личности – вроде бы военные, но физиономии гражданские, с печатью интеллигентности. Многие в очках. Позднее Глеб сообразил: здесь же собрались все армейские службы! Почтовики, финансисты, ветеринары, прокурорские работники…

– Шубин, в каком направлении идти? – подлетел майор Шилов.

– На юго-восток, товарищ майор. До выхода из леса пара верст. Вы оставили заслон?

– Я что, должен тебе ответить: «Так точно, товарищ лейтенант»? – рассердился майор.

– Прошу прощения.

– Ладно, не проси. Группа сформирована, будет сдерживать неприятеля. Ты нашел штабных?

– Еще не искали, товарищ майор.

– Ну, конечно, сами найдутся, они же не иголка в стоге сена! – всплеснул руками Шилов. – Знаешь, Шубин, я понимаю, почему ты до сих пор лейтенант… Ладно, не обижайся. Оставь человека, знакомого с маршрутом, а сам добудь мне генерала Ефремова.

– Слушаюсь, товарищ майор. Костромин, остаешься с товарищем Шиловым.

Глава двенадцатая

Разведчики ломанулись через лес, следуя подсказкам Завадского. А тому опять пришлось призвать на помощь свои навыки следопыта. Штабисты не знали маршрут, ушли в сторону, кто-то потерялся, кто-то уперся в болото. Завадский кричал, что они с Глинским пойдут правее – там тоже много следов.

За спиной в районе Горного разгорался бой – немцы собрались с новыми силами и двинулись в погоню. Пока их сдерживал жиденький заслон.

Штабистов обнаружил Ленька Пастухов, подал сигнал. Шубин со Становым бросились на крики. Выбравшись из кустов, они застыли, потрясенные. Шевельнулся боец с мучнистым лицом и пустыми глазами, поднял автомат, но узнал советскую форму и уронил оружие. Остальным было плевать. На разведчиков никто не обращал внимания. На кочке, обхватив ладонями голову, сидел усатый полковник Максаков и без выражения смотрел в одну точку. За ним кружком сидели несколько военных, они тоже пребывали наедине со своими мыслями. В стороне от них лежали два мертвых тела, укрытых плащ-палатками. За островком кустарника тоже кто-то шевелился, лежали носилки с раненым.

– Товарищи, где генерал Ефремов? – выдавил Глеб. – Кто-нибудь может объяснить, что происходит?

Люди в командирской форме подавленно молчали. Полковник Максаков не шевелился – он впал в ступор.

– Товарищ полковник! – Шубин повысил голос, тряхнул Максакова за плечо. – Очнитесь! Вы меня слышите?

– Лейтенант, иди к черту, – поморщившись, пробормотал полковник. – Ей-богу, не до тебя.

– Вы так сильно заняты, товарищ полковник? – разозлился Глеб. Что-то подсказывало, что субординация осталась в прошлом. Происходило что-то страшное, и вряд ли он мог повлиять на ситуацию. – Придите в себя, еще не все потеряно! Чьи это тела? – Он кивнул на мертвецов.

– Полковник Лесин, начальник штаба армии, – пробормотал незнакомый бледнолицый подполковник. – И генерал-майор Прохоренко, начальник армейской артиллерии. Они покончили с собой… За кустами – еще двое. – Подполковник закашлялся.

– Где генерал-лейтенант Ефремов?

– Там, – последовал едва заметный кивок.

– Товарищ лейтенант, здесь он, – вымученно проговорил Становой.

За кустами находились несколько красноармейцев, сержант, военврач в очках и с лысиной и командиры в запачканной форме. Царило уныние, люди впали в оцепенение. На носилках лежал генерал-лейтенант Ефремов. Нога, пораженная осколком, была туго перевязана – ранение не смертельное, но это не имело значения, потому что голова генерала была неестественно вывернута, а в правом виске чернело входное пулевое отверстие. В районе выломанной височной кости разлилась лужа крови. Глаза генерала были частично прикрыты, лицо выражало противоестественное спокойствие. Шубин тоже впал в оцепенение, застыл, неотрывно глядя на мертвого человека. В затылок растерянно дышал Становой. Пролезли через кустарник Завадский с Глинским, тоже встали. На груди у генерала лежал табельный ТТ – выпал из руки после выстрела.

– Что произошло? – Лицевые мышцы свела судорога, говорить было трудно.

– Не уследили, лейтенант, – безучастно сообщил военврач, стащил с носа очки и начал протирать стекла краем грязного халата. – Все нормально было, Михаил Григорьевич мог выжить – от таких ранений не умирают при своевременно оказанной помощи. Сделали