окружения, подверглась удару. Деревня находилась слева, за перелесками, люди преодолели открытое пространство и ушли в осинник.

И тут на полевой дороге объявилось подразделение мотоциклистов, за ними пылили грузовики с пехотой. Немцы припозднились, но все равно было неприятно. Группа прикрытия – человек сорок – бросилась в лес. Люди зарывались в прелую траву, откатывались за деревья. Шубину и бойцам его группы пришлось вернуться. Лес на этом участке был неоднороден, деревья размыкались, образуя обширные поляны, щетинились кустарники, обрамляющие осинники. Позиции для обороны оказались невыгодными. Красноармейцы вели огонь из укрытий. Мотоциклисты гарцевали по открытому пространству, пулеметы лаяли, закрепленные на турелях. Маленький отряд нес потери, несколько человек уже не шевелились.

Перевернулся мотоцикл – водитель, прошитый пулями, выпустил руль, и машина стала извиваться кольцами. Сидевший сзади солдат совершил петлю в воздухе. Визжал, как поросенок, придавленный пулеметчик.

Подошли грузовики, и пулеметчики перенесли огонь. Пули дырявили тенты, били окна в кабинах. Вывалился подстреленный водитель, повис, зацепившись ногой за подножку. Покинуть кузов успели не все, но многие. По дороге пылили и другие грузовики. Бой был тяжелый, затяжной. Часть немецкого отряда пустилась в обход, но застряла у болот в непроходимой чаще и вернулась. Основные силы врага предпринимали упорные попытки смять преграду. Мотоциклисты катались по опушке, пулеметы гремели, водители фактически лежали на рулях. Удалось подбить еще одну машину, мотоцикл теперь лежал на боку с пробитым бензобаком, экипаж агонизировал, потом успокоился. Подползали пехотинцы – потери их не останавливали. Шубин стрелял из-за дерева. Палец на спусковом крючке сводило судорогой. Рядом трещали ППШ его подчиненных. Потерь в крохотной группе пока не было.

Красноармейцы дрогнули, когда дюжина пехотинцев на узком участке прорвалась в лес. Немцы бежали со страшными криками, стреляли. Они же тоже люди, и нервы у них не железные! Бойцы пятились, отстреливались.

Сутулый небритый красноармеец хищно оскалился, вырвал чеку из гранаты, бросился в гущу неприятельских солдат и упал, застреленный, не добежав нескольких метров. Взрывом покалечило пару пехотинцев.

Красноармейцы отходили в лес, ухитряясь держать оборону, работали мелкими группами. Наступательный порыв сдерживали гранатами. Разведчики пятились, держали секторную оборону. Между деревьями мелькала «мышиная» форма. Поляну преодолели бегом, Становой и Глинский нырнули в кустарник, остальные прикрывали.

– Ленька, товарищ лейтенант, давайте сюда! – проорал Лева Глинский.

Пастухов прекратил стрельбу, провалился в скопление ветвей и энергично отгибал их руками, словно плывя в бурной воде. Справа затрещали ветки, на поляну выскочил германский пехотинец во всей красе – бледнолицый, в шинели, с ранцем за спиной. Он первым открыл огонь, Шубин покатился в кустарник, который отпружинил и швырнул его обратно. Эти цирковые кульбиты были так некстати! Немец бежал ему наперерез, орал дурным голосом и передергивал затвор. Нельзя сказать, что жизнь промелькнула перед глазами, но кое-что имело место. Все это длилось доли мгновения. Простучал автомат, немец споткнулся, грянул оземь челюстью и на этом закончил свое земное существование.

Из-за его спины возникли двое «отстающих» в советской форме. Один пустился напрямик через поляну, другой прыгал боком и строчил с оглядкой.

– Что, Шубин, разогнали скуку? – буркнул тот, который бежал первым. – Давайте руку, что вы тут разлеглись?

Ситуация менялась стремительно, и причины для изумления тоже имелись. Следователь особого отдела капитан государственной безопасности Латкис! Надо же, какая трогательная встреча! Причины не любить этого типа никуда не испарились, но все же Глеб протянул руку, быстро оказался на ногах и подобрал оброненный автомат.

– А вы какими судьбами? – проворчал Глеб.

– Теми же, что и вы, – огрызнулся особист. – Будем отношения выяснять, Шубин? Самое время, я вам скажу! Или повоюем еще? В тех кустах с десяток фрицев, точно вам говорю.

Подбежал второй, широко расставил ноги и выпустил в кустарник остатки магазина. Потом повернул физиономию, оскалился. Этого типа Шубин тоже вспомнил. Шабанов, подручный Латкиса. Это он тогда, на допросе, превратил лейтенанта разведки в добротную отбивную. Он явно узнал лейтенанта – подмигнул, потом схватил за плечо и поволок в дебри. Не драться же! Все трое пробились через дебри, а навстречу уже бежали разведчики.

– Товарищ лейтенант, где вас черти носят?! – возмущенно проорал Пастухов.

Со всех сторон звучали выстрелы. Группа прикрытия пока держалась – немцы не могли прорваться. Справа ударило по ушам жиденькое «ура!» – группа из нескольких человек бросилась в контратаку. Помочь им было нечем – самим бы удержаться. Шабанов вставил новый магазин, грузно перебежал за ближайшее дерево, стал прилаживать ствол к коре. Остальные промчались дальше за косогор, поросший пушком молодой травы. Для обороны это было сносное местечко. Немцы открыли огонь с расстояния пятидесяти метров, крича: «Рус, сдавайся!» В этом они были весьма неоригинальны. Пришлось сползти по склону и ждать прекращения стрельбы. Латкис скорчился рядом, нервно поглаживая ствольную коробку.

– Обижаетесь, Шубин? – прокричал он, криво усмехнувшись.

– Да куда уж тут. Вы мне минуту назад жизнь спасли… А вообще, зачем все это было, товарищ капитан? Вы получали удовольствие от того, что рыли под невиновного? Вы же прекрасно понимали, что я ни в чем не виноват и действовал согласно ситуации. Вы получили указание?

– Ошибаетесь, Шубин. – Латкис хищно оскалился. – Моя совесть чиста. В том деле было много неоднозначного. Я действовал в рамках советских законов и обсуждать их в данный момент не намерен. Я до сих пор убежден, что штаб полка погиб исключительно по вашей вине. Так что радуйтесь, что вас от расстрела спас лично командарм. На что я, правда, незамедлительно написал докладную вышестоящему начальству… Не смотрите так, Шубин. Если бы история повторилась, я бы действовал согласно тем же пунктам и параграфам.

Ответить Шубин не успел. Стрельба оборвалась. Немецкие солдаты ломились через кусты. Шабанов открыл огонь. Он кого-то подстрелил, остальные сбавили темп и снова начали постреливать.

– Ладно, лейтенант, оставим наши контры и продолжим воевать… Или вы думаете, я трус и Родину не люблю?

Прорваться немцам не удалось. Бросив пару гранат, они вывалились из кустов и попали под кинжальный обстрел. Двое остались на месте, остальные бросились обратно.

– Шабанов, ко мне! – крикнул Латкис. – Мы прикроем!.. Ты что, приклеился к этому дереву?

Момент был удобный, но Шабанов его упустил. А когда побежал, немцы уже усилили плотность огня. Помощник следователя пробежал несколько метров и повалился замертво. Он лежал, вывернув голову, таращился мутными глазами, и в этот момент Шубин совершенно не чувствовал к нему ненависти. Латкис шумно выдохнул и выдал пару матерных слов в качестве комментария. Он был действительно расстроен, судорога сковала его лицо.

Скатился с косогора Становой, дополз до ближайшей осины и начал подниматься по склону, прикрываясь деревом. Когда немцы снова полезли,