— И?

— Здесь и сейчас клянусь перед богами, что после объединения Дэнляндии в империю сделаю вас герцогом! Надеюсь, королевского слова вам достаточно? Или надо «бумагу» писать?

Николасу очень хотелось «бумагу» потребовать, но он прекрасно понимал, что такая грамота ничего не даст. Протокол о намерениях от дарственной сильно отличается. Да и выражать королю свое полное недоверие его клятве богам, пожалуй, будет перегибом палки. Хотя… комната очень подозрительная. Есть опасение, что сквозь эти стены даже боги ничего не слышат, так что призыв к ним быть свидетелями может оказаться просто сотрясанием воздуха. Ладно, ответим в том же духе:

— Клянусь сделать все от меня зависящее для объединения Дэнляндии и восшествия на престол империи государя Отто и его рода. Клянусь верно служить ему и его делу, пока он сам не освободит меня от этой клятвы. И да будут боги нам свидетелями, и проклятие да падет на нарушившего клятву, как пало оно на князя Лерденского за нежелание принять волю дэнцев и волю богов.

Получилось довольно замысловато, но упоминание о проклятии князя Бурхарда заставило Отто задуматься. О чем конкретно, осталось непонятно, но после небольшой паузы король продолжил:

— Раз мы обо всем договорились, давайте готовиться к отлету. Народу еще не объявляли, но в Лердене с сегодняшнего утра новый князь.

Король отправился собираться в дорогу, а Николас, посоветовав ему одеться потеплее, отправился искать королеву. «Дама сердца» как-никак. Прилетел сюда по ее приглашению, а поговорил только с ее мужем? Не комильфо.

«Искать», конечно, громко сказано, кэр просто поймал за плечо ближайшего гвардейца и приказал проводить к королеве. Она оказалась в покоях принца. У юного Теодорика был урок магии, и мать со снисходительной улыбкой наблюдала за его занятиями. Николаса она приветствовала, помахав рукой, но сразу же приложила палец к губам — мол, не надо наследника отвлекать. Поэтому приложиться к монаршей ручке он подошел почти на цыпочках, старательно показывая, что пытается быть незаметным. Чем, естественно, привлек к себе всеобщее внимание. И если принц провожал его вполне приветливым взглядом, то его наставница — с высшей степенью осуждения. Постояв немного молча рядом с королевой, молодой человек, который уже сам накопил некоторый опыт преподавания, сделал два вывода. Во-первых, успехи у Теодорика более чем скромные, хотя магический потенциал у него неплохой. А во-вторых, если бы ему самому пришлось заниматься с такой грымзой, он бы тоже учился спустя рукава. Бурхарду (теперь уже Четвертому) с Детой явно больше повезло. А со здешней наставницей только несварение желудка приобрести можно.

Поговорить, к сожалению, не удалось. Слишком много посторонних ушей, которые сразу же навострились. Особенно у грымзы. Может, она и предана наследнику и королеве, но лучше не рисковать. Так что ограничился ничего не значащими комплиментами, в том числе похвалив комнату для занятий наследника. Тем более что после металлической переговорной короля эта казалась верхом уюта. О чем он и сообщил вслух. Заодно пригляделся к имевшимся в помещении плетениям заклинаний, комментируя увиденное.

— Так, что тут у нас?.. На окне — заклинание от сквозняка и слишком яркого света, наверху — магические светильники, кстати, за люстрой прослушка спрятана, а вон та стенка — температуру контролирует. Мастерская работа! Если позволите, я бы хотел этот узор срисовать…

Не дожидаясь ответа, Николас подхватил телекинезом со стола принца карандаш и лист бумаги, перевернул его чистой стороной вверх, буркнув попутно: «А вам, ваше высочество, над почерком больше работать надо, станете заклинания так коряво выводить, дворец порушите», — и принялся зарисовывать чертеж из плотно расположенных линий. Грымзу от его действий чуть удар не хватил. Королеву, похоже, тоже. Непонятно только от чего, от его бесцеремонности или сведений о прослушке. Но если у наставницы принца поменялся цвет лица на багровый и открылся рот, то у Агнессы только чуть дрогнули веки. Пару раз глотнув ртом воздух, она рассмеялась:

— Ваша непосредственность, граф, приводит меня в восхищение. А ваше усердие и таланты оценены по достоинству и не останутся без награды. Я прослежу.

Обмен улыбками и многообещающими взглядами был прерван появлением королевских адъютантов. Впрочем, бесполезным этот краткосрочный визит назвать было нельзя. Королева подчеркнула свое расположение к «своему» рыцарю, а тот успел заметить, что подаренные им кристаллы-артефакты украсили накладные манжеты сюртука принца. И сделал выводы.

— Кэр Бюлоф! — Адъютант, чьи аксельбанты были истинным шедевром ювелирного искусства, умудрился в одном обращении обозначить одновременно и радость и озабоченность. — Вот вы где! Король готов к путешествию, все ждут только вас!

«Все» оказалось не фигурой речи, призванной скрыть раздражение короля. На площади перед дворцом выстроилась гвардия и сгрудилась толпа обывателей. Оказывается, Отто решил оформить свой отлет с максимальной помпой.

— Мог бы и догадаться, что этот хмырь не постесняется за твой счет саморекламой заняться! — прошипел самому себе сквозь зубы Николас. — До чего же бесцеремонный народ эти политики! Ну ладно, будем изображать «отмороженного» кэра!

Николас перекинулся в дракона на самом верху ступеней и небрежным взмахом крыльев расчистил себе взлетную площадку. «Кто не спрятался, я не виноват!» Заодно и рыкнул в сторону площади, подпустив к голосу «гнев кэра». Ближние ряды, кого раньше не сдуло, теперь сами на задницы сели. Правда, в бегство никто не обратился, наоборот, все застыли в оцепенении. Получается, «гнев кэра» предназначен не для разгона противника, как думал Николас, а для превращения его в неподвижные мишени. Жестоко, однако!

Самого короля волной страха не зацепило, он вышел из дворца позже, выдержав театральную паузу. В алом плаще и сияющих серебряных доспехах рыцарь-король должен был очень эффектно смотреться на драконе цвета звездной ночи (черный с отливом лунного серебра и украшенный россыпью светящихся в темноте и сверкающих на солнце камней-артефактов). Но восхищенного «аха» и восторженных взглядов его появление не вызвало. Даже гвардейцы смотрели молча остекленевшими глазами, и напряженная тишина сменилась дружным выдохом только после того, как они взлетели.

— Ты их чем так напугал? — ворчливо спросил король уже в воздухе. — Даже конюхи с попоной к тебе подойти побоялись. Но я затягивать сам испугался, все же стоят, забыв дышать. Пока тебя украшали бы, половина народа от удушья померла бы.

Николас чуть не поперхнулся, но потом все-таки заржал. И тоже перешел на «ты».

— Попону, говоришь? А уздечку они на меня тоже нацепить собирались? Или размера подходящего не нашлось? Я, конечно, знал, что политики — ребята наглые, а тебе и вовсе таким быть по должности положено, но переигрывать все-таки не нужно! Ты своих кэров хлыстом строить не пытался? Нет? Они вообще строем не ходят? Упущение! А со мной, раз боевая форма другая, можно что хочешь творить?