снести.

Покинув Киев, постою в Швейцарии

седым напоминаньем о войне,

когда мы с Альп лавиной, а не армией

свалились им как на голову снег.

Нет, монумент убрать – не главный стыд ещё.

Печальней, что средь киевских мужчин,

воспитанных в Суворовском училище,

на помощь мне не вышел ни один.

У тех, кто выкорчёвывал историю,

нет никакого права, хоть убей,

на мой редут в Крыму под Евпаторией,

Очаков, Измаил и Хаджибей.

Без нас из вас уже однажды выросла

дивизия СС «Галичина».

Пусть там, где нерусь погоняет вырусью,

бесславье и позор не имут дна.

Вехи

Там, где скифские бабы пугали чужую конницу

или Дикое поле оборонялось греками,

два солдата, два парня в ковыльных степях покоятся,

и могилы обоих становятся злыми вехами

на пути, где змеятся окопы, зияют воронки-кратеры:

не последняя боль на счету войны и не первая.

Эту землю хранили они под огнём карателей,

оборону держали от Славянска до Коминтерново,

ополчившись, стояли под ветром свинцовым намертво,

не сгибаясь от шороха смерти, летящей во поле.

И врастают корнями в донецкую землю снайперы:

из Одессы Скрипач и Ромашка из Севастополя.

«Уголёк»

Таких домов полно и в Подмосковье,

послевоенных.

Здешним невдомёк,

как страшен он – пустой, с пробитой кровлей,

стоявший в Углегорске «Уголёк».

Когда от прежней жизни только стены,

неизмеримой кажется цена

её, забытой, мирной, довоенной,

пока дымится новая война.

Пока их танкам на ходу раздолье:

прямой наводкой в каждый двор, подряд,

а выбьют их отсюда – через поле

из мести огороды кроет «Град».

Пока на крыше хвостовик от мины,

замрёшь, оцепенеешь от вины

за то, что эта стала слишком длинной:

уже длиннее той, былой войны.

Пока в гробах земли хоронят комья —

воронка, и ни дома, ни родни —

в далёком от Донбасса Подмосковье

увидишь целый дом.

Замри.

Моргни,

и вот он, «Уголёк», как будто снится

по здешним палисадникам прилёт.

И эркера сгоревшая глазница

глядит в упор в тебя который год,

когда от прежней жизни только стены,

обугленные контуры стены,

и невозможно, даже зная цену,

вернуться к мирной жизни без войны.

Пожар

Омытый жгучими слезами

неопалимой купины,

Донбасс – одно сплошное пламя,

где плавятся металл и камень:

огни от Сены не видны.

Не вам приносят смерть снаряды,

не к вам из-под могильных плит

родня взывает: горше ада!

Пожар, раздутый над Белградом,

Славяносербию палит.

Сквозь кладбище к аэропорту,

от Иверской до Нотр-Дам,

ни в год второй, ни в год четвёртый

не рикошетили прилёты,

не шелестело аз воздам.

Париж, Париж, ты стоишь мессы,

а тут не жаль, кого ни тронь?

Пусть фосфором воняют бесы —

не отзывается Одессы

нечеловеческий огонь?

Так снизойдёт ли благодатный?

Нет, гибельный – на Страшный суд

они придут, верша расплату:

и те, кто был убит когда-то,

и те, кого ещё сожгут.

Бездна

Всё равно что вычерпывать бездну горстью,

говорят, и не будет как прежде, бросьте.

У разлома времён, на переднем крае

мы стоим.

И смещается ось земная.

Но пока ещё можно, пока не поздно

хоть кому-то вернуть долгожданный воздух,

пусть земля и вода, и огонь небесный

указуют дорогу по краю бездны.

Икона

На второй седмице поста

явь пронзительна и проста:

воскресенье неотвратимо.

И Георгий вознёс копьё,

и разящее остриё

отливает огнём и дымом.

Где венец не снимал Христос

из осколков кованых роз

и земля ходуном ходила,

все, кто рос на войне, – герой.

Все, кто пали, пополнят строй

ополчения Михаила.

Всем иным – повторять канон,

разносящийся в унисон

с лязгом, шелестом, визгом, воем:

был безгласен я, глух и слеп.

Подающий им жизнь и хлеб

смертью смерть попирает воин,

отворяя проход из тьмы,

жизням их возвращая смысл —

непреклонен, правдив и грозен.

За Донбасс! На иконе там

у рыдающего Христа

на щеках высыхают слёзы.

Алексей Шмелёв

«Нацисты целились не в нас…»

Нацисты целились не в нас —

попали просто.

Ты кушай, кушай ананас

из девяностых,

мой милый мальчик голубой

или лиловый —

они пришли не за тобой —

они за словом,

стихами Пушкина пришли,

Толстого прозой —

тебя смущённого нашли

в невнятной позе.

Собрали кучку запятых

и пару точек —

с тебя и тех, кто, как и ты,

стекал в листочек.

Вот и скажи – по чьей вине

улов негуст их?

Толстой и Пушкин на войне —

в столице пусто.

2022

«Толпа, кричавшая – распни…»

Толпа, кричавшая – распни,

сегодня говорит – воскресни.

Я помню лес, я вижу пни —

и мне уже неинтересно.

Вы, ненавидящие свет

и тех, кто молится иначе, —

вы здесь сейчас, но вас здесь нет —

пока в хлеву младенец плачет.

Есть кто живой здесь? Отвори!

И выйдет ангел мне навстречу.

И скажет ангел: