Даже если нашла бы она его, что сказала бы? Ах, вы бессовестный такой, Алексей Петрович! И зачем же это вы солгали Семену Артуровичу?

Стоп…

Кажется, ее снова занесло. Никто ведь мог ничего и не говорить. И Малышев мог запросто еще срок отбывать. Она знала из рассказов Иванова, что в тюрьме часто за всякие нарушения сроки добавляют. И супруга его гражданская могла укатить куда-нибудь не с Малышевым, а с тем самым пузатым мужиком, что грел ее койку полтора года назад. Вот ее бы найти…

И она снова поехала на Музыкальную, и опять, как пару часов назад, пошла вдоль забора и тесным проулком меж двухэтажных домов. Но на это раз она прошла мимо кособокой калитки и двинулась прямиком к соседней.

В палисаднике соседнего дома трудилась пожилая женщина, срезая распустившиеся гладиолусы и рыхля землю у корней.

– Здравствуйте, – громко поприветствовала ее Люба, останавливаясь у забора и не решаясь войти во двор. – Простите меня, пожалуйста. Не могли бы вы мне сказать, куда подевались ваши соседи?

– Нет! – отрезала женщина, разогнула спину и со скорбным неодобрением уставилась на нее из-под низко опущенного на глаза платка. – Не знаю я ничего про шалаву эту непутевую. А что это у тебя за дела с ней? Вроде приличная с виду девка… Пойми вас сейчас… Разгляди попробуй…

Женщина пристроила хрустящие стебли срезанных гладиолусов в ведро, долила туда воды из лейки. Облокотила тяпку о ствол яблони и лишь тогда двинулась к калитке.

– Ты уже вроде была сегодня здесь? – проговорила она озадаченно, рассмотрев Любу вблизи как следует.

– Была, – не стала та изворачиваться. – Зашла в дом, а там пусто. Поехала в одно место, надеясь получить объяснение, но и там никого.

– А зачем тебе Люська-то? – женщина сняла с головы платок и заново его повязала, обновив узел и попрятав выбившиеся пряди волос. – У нее таких, как ты, сроду в знакомых не было. У нее все больше кобели да уголовники. Тьфу ты… Слава богу, съехала, а то вечером на улицу боялись выйти. У меня тут внучка с Москвы гостила. Так веришь, нет, мимо дома ее не ходила. Что же тебе от нее нужно? Или дом хотела купить под дачу?

– Д-да, знаете! – обрадовалась Люба неожиданно свалившейся на нее удаче. – Месяца два назад было объявление…

– Два месяца, говоришь: – Женщина задумалась, видимо, ведя свой подсчет событиям. – А может, и два, кто знает. Только не нужен тебе этот дом. Дурной он! Мой лучше посмотри. Меня дочь который год в Москву к себе зовет, а мне все бросить дом жалко. А ведь снесут все равно. Давно грозятся. А раз грозятся, все равно снесут. А? Так что? Может, взглянешь?

– Ой, вы знаете, боюсь, что на ваш я не наскребу денег. А вот соседний совсем даром отдавали.

– Да эту развалюху и за пол-литра никто не возьмет, прости, господи! – осерчала женщина на Любу, а может, за дом свой обиделась. – Она же его сроду не белила даже никогда. Калитку-то… Калитку видала? Гвоздя прибить некому. Крыша, словно решето, вся течет. А ты купить удумала. Так мало этого, убийство там сделалось. А ты купить!..

– Какое убийство?! – Люба помертвела.

И здесь убийство!!! Что-то в последнее время везет ей на убийства. Куда ни сунет нос, тут же труп. Кого же убили в этом доме, если дама выглядела вполне довольной собой и…

– Мужика ее убили, как с тюрьмы пришел, – ошарашила ее женщина, облокотилась натруженными руками о кромку калитки и снова с сожалением произнесла: – А мой-то дом… Разве сравнить с Люськиным?!

– А разве она была замужем? – перебила ее Люба, решив во что бы то ни стало вывернуть из Люськиной соседки всю правду наизнанку.

– Да. Была. Только не расписаны они были. Жилы просто так. Сейчас это модно. И даже название этому распутству придумали – гражданский брак, во. А по мне блуд он и есть блуд, как его ни назови. Сегодня один гражданский, завтра другой, а когда через загс да через церковь… Пять раз подумаешь, прежде чем хахалей менять.

– А она меняла?

– А то! Стоило Леньке в тюрьме оказаться, как она через неделю начинала водить разных. А он ей письма писал. И на свиданку приглашение присылал. Она не ездила. Зачем, говорит, коли жить с ним все равно не буду. А за месяц до его возвращения взяла и уехала. От греха подальше, говорит.

– А он вернулся? К ней вернулся?

С этого места ей хотелось бы поподробнее, но женщина, как оказалось, мало что знала.

Видела пару раз Малышева после возвращения. Здоровался он с ней. Свет еще видела в окнах по ночам. Бабы с улицы говорили, что спит тот прямо на куче тряпья. Один раз другая соседка видела его в огороде. Сидел на грядке с морковкой, жрал ее прямо из земли и плакал. Пьяный был, как оказалось. А то какой же еще-то! Трезвый разве бы стал сочинять сказки про большие деньги, которые на днях должен вернуть. Вот только Люську найдет, суку. Нашел или нет, кто знает. Только его нашли через несколько дней в этом доме мертвым. Может, опился, может, еще чего.

– А что бабы говорили по этому поводу? – Люба как будто с возрастающим интересом все чаще поглядывала на дом женщины. – Понятыми кто-нибудь был?

– А на что тебе-то знать? Люську ты не найдешь. Ленька не нашел, упокойник. А тебе куда? Говорю тебе, мой дом посмотри. Картинка, а не дом. А теплый какой!

– Ладно… Наверное, посмотрим мы ваш дом. Вот приедем вместе с мужем и тогда… – Люба снова кивнула на соседний дом. – А что же теперь с этим домом станет? Растащат поди…

– Кому же он нужен! Там кровищи было после убийства, Люськина мать еле вывезла, – махнула рукой женщина, тут же поняла, что сболтнула лишнего, и сердито насупилась в ожидании вопросов.

Но Люба вопросы задавать поостереглась. Это может показаться уже подозрительным. Если имеется у Люськи мать, она ее найдет. Только нужно ли? Что ей это даст? Имеет ли смысл задавать ей вопросы о дочери и покойном гражданском зяте, коли тот мертв? Не станет она откровенничать с Любой. Так прямо взяла и рассказала, куда ее дочка сбежала, не дождавшись Малышева из тюрьмы. Как же! Не станет она с ней говорить, это стопроцентно. А вот с Генкой…

Да, Сячинова все-таки подключать придется.

И каяться еще в совершенном преступлении. Каяться и молить о прощении. Укрыла же украденные деньги? Укрыла! Хотя и представления не имела, что прячет. Думала, там пара курток, трусы, носки, ботинки.

Дура! Ох, и дура!!! Так бы и труп расчлененный снесла в камеру хранения, не задумываясь, что несет.

Кстати, а с чего это Малышев свои деньги так и не получил?! Ни Малышев, ни Головачев? Куда же они из камеры хранения подевались?! Или все же Алексей Петрович их получил, а потом у него их кто-то увел, избавившись от хозяина?

Да, без Сячинова точно не обойтись. Кто еще способен разузнать по своим каналам подробности смерти Малышева, как не Генка? Да и проверить правдивость городских сплетен, кажется, уже пора.

В самом ли деле Головачева сожгли ночью на городской свалке в машине, или нет? И если это так, то что это была за машина? Может, она совсем даже и отношения к ее вчерашнему джипу не имеет. И Головачев пострадал совсем не из-за того, что выдернул ее из-под колес. А мог просто отправиться следом за своим подельником.