А в общем, всё было как положено: невеста очаровательна, её папаша уже слегка навеселе, жених стоял с видом дебила, в общем, всё отлично не хуже, чем у людей. Об этом говорили то, что дамы были растроганы и время от времени пускали слезинки. Мужчины мужественно крепились и старались не зевать. И только мы с подружкой невесты были вынуждены сохранять полнейшую невозмутимость и крайнюю степень заинтересованности в происходящем. Как бы сложно это нам не давалось.

Меня спасало то, что я постоянно отвлекался на действие егерей и одной конкретной рыси, которые охраняли периметр. Праздник, скорее всего, был бы безнадежно испорчен, если бы те летяги не наткнулись на облизывающуюся Фыру, а прилетели сюда. Они бы испортили дамам причёски и платья, и вот тогда плохо стало бы не только тварям, я готов на это поспорить. Так что, от греха подальше отряд Игната, усиленный преобразовавшейся Фырой выдвинулся на позицию, примерно за час до того, как гости двинулись сюда, чтобы дождаться главных действующих лиц.

Как оказалось, я это сделал не зря. Впору погладить себя по голове, приговаривая о том, что Женя очень умный и предусмотрительный мальчик.

Так что я мог отвлечься от церемонии, а вот у подружки невесты такой возможности не было. И теперь весь её вид, включая вымученную улыбку просто кричал: «Да, когда вы уже, наконец, закончите?»

И вот странно, я совершенно не помню, чтобы меня так корячило, когда я сам женился. Для меня наоборот всё произошло очень быстро. И руки тоже подрагивали, как и положено жениху. Чтобы приободрить восемнадцатилетнюю красотку, стоящую напротив меня, я ей подмигнул. Девушка лукаво улыбнулась и закатила глаза. Но тут же снова нацепила на личико внимательно-сосредоточенное выражение.

И вот оно, свершалось! Их объявили мужем и женой и Лизонька Пескарёва стала Лизонькой Чижиковой. Теперь надо выбираться отсюда.

К бывшему капищу, или остаткам храма, я так и не разобрался, пока ползал здесь, приводя место для церемонии в порядок, пригнали все машины, которые вообще были в городе. Их было немного, и, чтобы перевозить всех гостей, нужно было три смены. Я подошёл к жене, обнял её и поцеловал в висок.

— Поедем с последней партией? Доведу уже свою роль добровольного охранника до конца, и поедем на празднование. На своём-то мне кусок в горло не лез, так хоть здесь оторвусь. — В ответ на мою прочувственную речь, Маша тихонько засмеялась.

— А кто грозился подложить свинью Чижикову, чтобы ему тоже пришлось побегать, разыскивая хулигана? — поддразнила она меня.

— Милая, если бы я провернул такой же трюк, какой учудил Марк на нашей свадьбе, то прятаться мне пришлось бы не от него, а от тебя. Хотя… Подружка невесты очень даже хорошенькая. Ты мне разрешаешь немного позабавиться? — Маша сузила глаза, посмотрев на меня прокурорским взглядом. — Вот видишь, придётся становиться паинькой.

Расстояние до форта в общем, и до дома Пескарёвых в частности, было небольшим. Поэтому очень скоро Кузя приехал за очередной партией гостей. Сначала-то он увёз жениха с невестой и родителей. Постепенно толпа вокруг нас редела, и вскоре мы остались с Машей одни.

Как только последний гость загрузился в машину, появились егеря, которых оставил Игнат. Они шли пешком, чётко контролируя окружающее пространство. Самого Игната, Фыру, раненного егеря и ещё нескольких бойцов успел увезти Кузя, пока шла церемония. Если кто и заметил его метания, то ничего не сказал. От форта показалась машина, и уже успевший вернуться Кузя, забрал оставшихся егерей. Вот теперь точно всё, можно прыгать в машину жены и ехать уже отдыхать и веселиться.

Всё-таки быть просто гостем — это далеко не то же самое, что сидеть на лобном месте в качестве главного украшения стола.

Можно расслабиться и искренне наслаждаться праздником. Только почему-то расслабиться не получалось. Сказывалось напряжение последних дней. Да ещё и теща Марка сидела с недовольным видом, и критиковала вполголоса всё, на что падал её взгляд.

Покачав головой, я вытащил блокнот и карандаш. Надо что-нибудь или кого-нибудь нарисовать. Меня это всегда успокаивало и настраивало на нужный лад. Взгляд блуждал по залу в поисках достойного объекта. Вот только почему-то я всё чаще и чаще останавливал его именно на госпоже Пескарёвой. Сколько ей лет? Наверное, ещё нет сорока. Красивая женщина, обладающая скверным характером. Наверное, когда она была чуть-чуть помоложе, то мужчины пачками падали у её ног. Но ведь и сейчас она вполне может покорять. Тогда почему…

Пока я так рассуждал, мои руки сами собой начали рисовать линии портрета. Опустив взгляд, усмехнулся. Надо же, вот так нежданно-негаданно я выбрал себе объект для рисунка. Хмыкнув ещё раз, принялся рисовать уже почти осознанно. Почти, потому что сам не заметил, как пустил в карандаш крохи своего дара. Всё-таки связь через пенктакли слишком сильно меня опустошает.

Когда портрет был уже почти готов, на меня начали коситься, да и сама Пескарёва обратила внимание на то, что я почти ничего не ем, и пристально её разглядываю, периодически опуская взгляд. Постепенно все разговоры за столами стихли.

— У вас нет аппетита, ваше сиятельство? — довольно резко спросила Пескарёва.

— У меня зверский аппетит, мадам, — ответил я, делая последние штрихи.

— Почему вы ничего не едите и так странно смотрите на меня? — снова раздражённо спросила она, и поплотнее закуталась в шелковую шаль, которая до этого лишь лежала на плечах, скорее подчёркивая роскошную грудь в вырезе платья.

— Я вас рисую, мадам, — спокойно ответил я, поставил роспись в углу рисунка, вырвал лист из блокнота и протянул ей.

Пескарёва взяла листок чуть подрагивающей рукой и опустила взгляд. Тут же несколько человек вытянули шеи, пытаясь рассмотреть, что там нарисовано. Тишина вокруг была почти гробовая, а потом раздался тихий вздох.

— Это что, правда, я? — Чижиковская тёща посмотрела на меня с таким удивлением, что мне даже стало немного не по себе.

— Конечно, — я мягко улыбнулся. — Неужели вы себя не узнали? Обычно я таких казусов не допускаю и русую портреты максимально похоже.

— Да, но… Неужели это всё-таки я?

— Я не знаю, что вы имеете ввиду, но я художник, и вижу вас именно так. Красивая, роскошная женщина, в самом расцвете своей женственности. Странно, что вы сами этого не замечаете.

— Ну, почему же не замечаю, — она подозвала слугу и максимально аккуратно передала ему портрет, приказав унести