В один из таких одиноких дней раздался настойчивый телефонный звонок.

— Кристина! — послышался взволнованный голое Лидии. — Ты слышишь меня?! Со мной такое случилось! Здесь происходит неизвестно что! Ты можешь приехать? Сейчас же! Я в отчаянии. Приезжай, пожалуйста. Я умоляю! Почему не можешь? Ну что бабушка, ничего же с ней не случится за два часа. Я тебя прошу. Только не по телефону. Это очень серьезно. Ужасно! Если ты не приедешь, я покончу с собой. Слышишь! Я отравлюсь газом, я прыгну вниз, я, я не знаю, что я сделаю! Что?! Я совершенно трезвая, с чего ты взяла?! Ни капли! Ты должна, должна приехать, обещай. Короче, я тебя жду.

Лидия говорила возбужденно и как-то необычно сбивчиво, и Кристине снова показалось, что та находится в каком-то странном состоянии. Но в том, что подруга в отчаянии, никаких сомнений не было. Бабушку действительно можно было оставить — последнее время ей стало немного лучше, и Кристина решила, что съездит к Лидии, выяснит, что там такое, и после этого немедленно вернется домой.

Она села в метро, и только теперь поняла, что успела отвыкнуть от людей. Она смотрела на пассажиров как человек, который провел несколько месяцев в тайге, а теперь внезапно вернулся в родной большой город, и все кажется новым, как будто запылившееся зрение протерли чистой тряпочкой.

И еще. Прежней боли как будто не было, вернее, она ушла куда-то далеко внутрь, и можно было начинать новую жизнь, совсем не такую, как раньше, не безмятежную, не спокойную, но все-таки жизнь. Люди вокруг двигались, разговаривали, читали газеты, разглядывали рекламу в вагонах — и им совершенно не было дела до того, что неизвестный им Вадим предпочел некой Кристине какую-то Валерию. Это же старо как мир. Мало ли таких историй. Почему же кому-то должно быть до этого дело? Только потому, что она сама и есть та самая Кристина? Это еще не основание.

Кристина вышла на Сенной, не стала ждать трамвая и пошла к дому Лидии. У самой парадной она увидела припаркованный «мерседес» цвета сафари. Почему-то вид этой машины ей очень не понравился. Кристине на миг показалось, что она уже замечала ее и, возможно, не раз. И с ней было связано что-то очень неприятное, но что именно, она никак не могла вспомнить, равно как и обстоятельства, при которых она могла видеть этот автомобиль. У нее была очень хорошая зрительная память, и «мерседес», безусловно, был запечатлен в ней, но все сопровождавшие его обстоятельства совершенно стерлись. Как бы там ни было, вид «мерседеса» так встревожил Кристину, что она была готова даже повернуть обратно домой. Но вмешался голос разума, вечно спорящий с интуицией и предчувствиями и подвергающий их сомнению и осмеянию.

Подумаешь, машина, сказал он, ты ведь даже не можешь объяснить, почему она тебе не нравится. И какое отношение может иметь ЭТОТ автомобиль к Лидии?

Итак, Кристина поднялась на пятый этаж в большом темном лифте, густо покрытом надписями, которые делались на его стенах с 1914 года, с какового этот ветеран исправно опускался вниз и поднимался вверх без единого ремонта. Она остановилась перед фундаментальной дверью, за которой размещалась неказистая квартира Паршиных, представлявшая собой отрезанный кусок некогда куда более просторного помещения.

Кристина на миг помедлила у двери, рука как будто стала свинцово-тяжелой и не хотела тянуться к звонку. Но когда она наконец позвонила, дверь распахнулась немедленно, точно Лидия стояла настороже с другой стороны.

— Ну наконец-то! — крикнула она, и дверь с шумом захлопнулась. — Иди, мы только тебя и ждем!

— Кто «мы»? — недоуменно начала Кристина и замолчала, в изумлении смотря на подругу. Она не видела Лидию с того самого момента, когда на следующий день после злополучных событий в ресторане та заходила к ней домой вместе с Антоном. Прошел лишь месяц с небольшим, но Лидия изменилась до неузнаваемости. Да, свершилась ее мечта — она похудела, щеки ввалились, обозначились скулы, и это была уже не та розовощекая круглолицая девчушка. Метаморфозу завершала косметика. Прежняя Лидия ею никогда не злоупотребляла, напротив, не раз в самых резких тонах высказывалась против женщин, которые, как она выражалась, раскрашены, как петрушки. Теперь же она была намазана под женщину-вамп: темно-серые тени, наклеенные черные ресницы, темно-коричневый рот и длинные, видимо также наклеенные, багровые ногти. Все это дополняли огромные черные серьги.

— Но даже не это поразило Кристину — глаза подруги горели лихорадочным, маниакальным огнем. Она казалась безумной, сошедшей с ума, ненормальной. Кристина в первый момент не поняла, что именно кажется ей таким странным, но, внимательно всмотревшись в ее лицо, поняла — зрачки были расширены настолько, что серые глаза казались черными.

— Господи, Лидочка, что с тобой? — спросила Кристина.

— Там! — произнесла Лидия замогильным шепотом и показала в сторону темной кухни.

— Что там?

— Tсc! — Лидия прижала палец к коричневым губам.

Теперь Кристина встревожилась не на шутку. Она прошла к кухне и включила свет. Ничего особенного там не обнаружилось, кроме остатков дикого разгула. На следующий день они выглядят особенно отвратительно — пустые бутылки, катающиеся по полу, окурки в тарелках с остатками еды, пустые консервные банки, засохшие корки, грязные вилки, высохшие красноватые винные лужи на столе и на полу. Это было неприятно, но и только-то.

— Там. — Лидия с расширившимися от ужаса (от ужаса ли?) глазами указала на старое драненькое кресло, стоявшее у окна. — Она сидела там. Мертвая старуха.

Кристина вздрогнула. Но не оттого, что она поверила словам Лидии о появлении в доме такого неприятного предмета, а потому, что поняла, что подруга сошла с ума. Самым форменным образом.

Лидия снова взмахнула рукой, и теперь Кристина заметила у нее на запястьях с внутренней стороны несколько глубоких царапин.

— Ты что, резала вены? — в ужасе спросила она. Лидия опустила голову и тоже посмотрела себе на руки.

— Да, — загробным шепотом ответила она, — несколько раз. В ванной, чтобы родители не заметили.

— А где они?

— Уехали на три дня на дачу. Кусты пересаживают. Завтра должны появиться.

— Но надо же все убрать.

— Надо, — кивнула Лидия, а потом, без всякого перехода, спросила тем же голосом: — Хочешь выпить?

— Нет, — покачала головой Кристина.

— Надо выпить. — Лидия смотрела на нее своими черными зрачками, и Кристине стало страшно. Она вдруг осознала, что находится в квартире с сумасшедшей — совершенно одна. Кто знает, что той может прийти в голову. — Сейчас принесу, еще осталось, — все тем же ненормально деловым тоном продолжала Лидия.

— Не надо, я тебе говорю,

— Надо.

Лидия ушла и вернулась со стаканом красного вина.

Во всяком случае Кристина приняла его содержимое за красное вино.