— Светка, шла бы ты в койку. — Димка обернулсяи посмотрел на меня своими жгучими глазами. — Иди, готовься. Через сорок минутя у твоих ног. Сейчас учебник почитаю и порву тебя на части.

— А можно тогда последний вопрос? — виноватоспросила я в надежде на то, что он все же мне на него ответит.

— Валяй. Но чем больше ты занимаешь у менявремени, тем больше оттягиваешь наш с тобой трах.

— Дима, а кто тебя на джипе-то привез?

— Ты видела? — немного смутился он.

— Я на балконе стояла. Кто-то из твоиходнокурсников?

— Маринка подкинула.

— Маринка?! — я ощутила, как мне стало не посебе. Ощущение, будто меня со всей силы ударили в спину.

— Ты только не подумай ничего плохого. Мы сней случайно очутились в одной компании, и она предложила подвезти меня додома.

— А почему ты согласился? — голос заметнодрогнул и предательски выдал мое состояние.

— А почему я должен не согласиться? Денисизрядно выпил, да еще и коксу поддал. Родители послали за ним водителя длятого, чтобы отвезти его домой. Я остался без колес. Я же не могу пойти вботинках за восемьсот долларов в метро с быдлом кататься. А если мне на ногиопять быдляра какой-нибудь наступит?! На что я буду новые ботинки покупать?!

— Если ты уж так не любишь метро, то мог быпоймать такси.

— На что? Такси денег стоит. Да ты по поводуМаринки не переживай. Нет у меня с ней ничего — мы решили остаться хорошимидрузьями. Она согласилась.

— Это ты так решил, а она думает по-другому.

Пока Димка готовился к семинару, я лежала соткрытыми глазами и думала о том, как медленно и больно умирают наши некогдакрасивые отношения. Я ощущала, что наше разное социальное положение встаетмежду нами с каждым прожитым днем все больше и больше. Моя любовь лишила меняволи, рассудка и желания, чтобы меня любили так, как я того заслуживаю. Периодстрастной любви в наших отношениях куда-то бесследно исчез, и мы стали смотретьдруг на друга сквозь призму обоюдного недовольства. Мне показалось, что Дмитрийохладел ко мне оттого, что я стала помехой в его роскошной жизни. После летанаступает осень, смахивая слезы успокаивала я себя, но дождемся ли мы вместевесны?.. Говорят, что у любой любовной пары бывает сложный период. Он наступили у нас. Выживают те, кто умеет идти на компромиссы. Я умею на них идти и делаювсе возможное, чтобы наша любовь не угасла. А вот Димка … Димка на них идти неумел. Он все рушил. Он рушил все, к чему прикасался. С каждым днем, с каждымчасом он становился чужим, и я ничего не могла с этим поделать. Мы не понималидруг друга днем, утром, вечером. Мы говорили на разных языках и друг другапросто не слышали. Мы понимали друг друга только ночью, и именно ночью намудавалось растопить лед наших отношений. Секс расставлял все на свои места, и явновь ощущала себя любимой, родной и желанной.

Москва сделала меня наложницей любимогочеловека, рабыней, которая все терпела, прощала и верила в лучшее. Моя любовьказалась мне рабством, но я и подумать не могла о том, что даже рабство может бытьтаким сладким.

На следующее утро за Димой заехал Денис, и онивместе поехали на учебу. Я пошла на работу к той самой хозяйке, которая первойповерила в мою порядочность и порекомендовала меня своим подругам. В этот денья была ни жива ни мертва и выглядела просто ужасно. Хозяйка не могла этого незаметить и, махнув на несделанную работу рукой, посадила меня за стол и открылабутылку шампанского.

— Давай выпьем. Все равно из тебя сегодняработница никакая. Руки трясутся, слезы ручьем текут. У меня к тебе никогдаособых нареканий не было, а сегодня ты не с той ноги встала. В таком состоянииработать нельзя. Что произошло?

Я посмотрела на налитый бокал шампанского ивсхлипнула:

— У меня любовь умирает.

— Как умирает? — не ожидала такого ответахозяйка.

— От меня любимый человек скоро уйдет.

— А что это он от тебя уйдет? Так держикрепче. Веревками его вяжи, — попробовала пошутить она, пытаясь меня хотьнемного расшевелить. — На цепь посади, чтобы не убежал. Намордник потуже и цепьпокороче.

— У меня столько денег нет, чтоб его удержать.

— Вот тебе раз, — засмеялась хозяйка. —Милочка, ты моешь полы для того, чтобы кормить альфонса?

— Он не альфонс. Он ребенок очень обеспеченныхродителей.

— А сколько лет этому обеспеченному ребенку?

— Уже за двадцать.

— И этот здоровенный детина живет за твойсчет?

— Он привык, что родители ему никогда и ни вчем не отказывали. У него ботинки за восемьсот долларов.

— За сколько? — переспросила хозяйка.

— За восемьсот долларов.

— Твой жених носит ботинки за восемьсотдолларов, а ты моешь полы для того, чтобы платить за квартиру и его кормить?

— Мою, но этих денег ни на что не хватает. Унас еще долг — полторы тысячи долларов.

— Милочка, а ты уверена, что ты сделалаправильный выбор и что это тот человек, с которым ты решила идти рука об рукупо жизни?

— Уверена. Я его очень сильно люблю.

— В любви человек должен идти на определенныежертвы. Пока жертвуешь только ты, а твой возлюбленный хочет получить все безжертв.

— Он не виноват, его так воспитали, —попыталась оправдать я Димку. — Такова среда, из которой он вышел.

— В каком же обществе он крутится?

— Это не общество. Это его сливки. Там толькоизбранные, — произнесла я усталым голосом и, чокнувшись с сидящей напротив меняухоженной женщиной, принялась пить шампанское.

— Милочка, а не слишком ли высоко тызамахнулась?

— Я ни на что не замахивалась. Я простополюбила, а любовь разве спрашивает разрешения, кого можно любить, а кого нет.

Хозяйка вновь налила нам шампанское ипонимающе покачала головой.

— Ты никогда не будешь своей среди людей,подобных твоему возлюбленному.

— А я и не хочу быть там своей, я хочу лишьбыть со своим любимым.

— Но ведь он слишком связан условностями.