цех. После некоторых сомнений Герда последовала за ними, хотя всё в ней буквально кричало, что лучше оставаться там, где свежий воздух, где светит солнце. Но она посчитала обязанной увидеть женщин из гарема Себастьяна. Возможно, сможет им как-то помочь, утешить.

И снова она ощутила запахи крови и нечистот. Вспомнилась ночная галлюцинация: шествующий через цех крылатый демон. Жутко стало, холодок пробежал по спине, словно не в цех вошла, а очутилась в ином измерении, где таятся невообразимые кошмары. Тёмное царство охотника Себастьяна. В таком состоянии она дошла до конца помещения.

И увидела их.

Двенадцать женщин. Удивительно, что они вообще ещё были живы. Переломанные, истерзанные. Себастьян изгалялся над ними изощрённо — срезал кожу, дробил кости, прижигал. Возможно, в каждой из этих несчастных он видел жену, которая его предала.

Герда опустилась на колени перед одной из них, чувствуя, как к горлу подкатил горький комок.

— Мы вам поможем. Сейчас вас освободят и...

— Убейте нас, пожалуйста, — взмолилась женщина.

— Убейте, — слабо произнесла другая. — Убейте...

Герда поджала губы, отвернулась, с трудом сдерживая слёзы. Она осознала, что для этих женщин не существует будущего. И свобода для них — это только смерть. Себастьян нанёс им слишком серьёзные раны, а самые глубокие — те, что не видно. Он исполосовал их души.

Карл положил ладонь на плечо Герды.

— Тебе лучше уйти, девочка, — в его голосе сквозила печаль. — Не стоит смотреть на то, что здесь будет.

— Убейте, убейте, — шептали несчастные. Некоторые протягивали дрожащие руки, словно прося подаяние.

Герда сделала порывистый вздох.

— Я должна остаться.

Карл наморщил лоб.

— Это глупо. Недостаточно настрадалась?

— Я должна была стать одной из них. Себастьян так решил. И... я должна разделить их боль. Должна быть рядом, когда... когда они уйдут.

Герда посмотрела на женщину, перед которой стояла на коленях. Та улыбалась. И это было поразительно. От этой улыбки сердце защемило, она словно бы говорила: «Всё хорошо. Мы скоро будем там, где нет боли и страха. Мы станем свободными».

Карл жестом руки подал сигнал и вороны вынули ножи из чехлов. Герда закрыла глаза, а когда открыла, уже всё было кончено. Двенадцать трупов. Двенадцать женщин, которые наконец обрели покой.

«Я буду о вас помнить, — мысленно сказала Герда. — Буду помнить всегда. Пока жива».

— Вынесите их отсюда, — отдал приказ Карл. — Мы их похороним. Как полагается. Они это заслужили.

Вышли на свежий воздух. Герда ощущала лютую тоску, ей казалось, что с теми женщинами умерла частичка её самой. Карл допил самогон из фляги, поморщился, словно закусил лимоном.

— Я всякого повидал на своём веку, но это... Если бы знал, что здесь такой беспредел творится, давно этих охотников в грязь втоптал бы. Двенадцать. И я приказал их убить. Там ведь некоторые были девчонки совсем.

Он сжал кулаки и зашагал к связанным охотникам. Те, увидев его свирепое лицо, задёргались, один из них заскулил. Карл налетел точно коршун. Долго бил ногами, руками. Выдохся. Окинул взглядом застывших калек.

— Что смотрите, крысы? Крови хотите? — он всплеснул руками. — Будет вам кровь. Теперь эти твари ваши.

Отошёл, сел на автомобильную покрышку, вытер испарину со лба. А калеки начали приближаться к охотникам — медленно, словно бы примеряясь, оценивая. Уродливая толпа, для которой всемогущие хозяева превратились в жалкие ничтожества. Безглазые, безрукие, лишённые носов, ушей и языков — все они накинулись на охотников. Грязные ногти вонзились в плоть, в ход пошли зубы. Это была месть калек за пережитые унижения, за боль, за собственную трусость, но главное, за разочарование в тех, кого считали демонами. Охотники орали, кровь хлестала из разорванных вен, мясо сдиралось с костей, вырывались жилы. Садисты превратились в жертв, а жертвы в садистов.

Когда калеки пресытились собственной злобой и расползлись точно тараканы, Карл поднялся с покрышки, подошёл и помочился на то, что осталось от хозяев этой территории. Это был финальный аккорд его презрения.

Женщин похоронили за оградой, на пустыре. Никто не говорил траурных речей. Просто вырыли двенадцать могил, положили в них завёрнутые в тряпьё трупы, закопали. Постояли немного и вернулись на территорию бетонного завода, где уже был разбит лагерь — высились палатки, на кострах готовился ужин. Карл решил, что лучше провести ночь здесь и утром отправиться к складам.

Вечером, сидя у костра, Герда рассказала Сказочнику обо всём, ничего не утаила. Тот потом долго молчал, переваривая услышанное, после чего произнёс:

— Электричество, эксперименты над детьми... Для нас с тобой это ничего не меняет. Наш путь продолжится. Я понятия не имею, что мы будем делать, когда туда придём, но что-нибудь придумаем.

Как же Герда была ему благодарна. Он произнёс именно те самые слова, которые она хотела услышать.

— Я боялась...

— Что я решу, что наш поход бесполезен?

— Да, наверное.

Сказочник улыбнулся, глядя на угли в костре.

— Знаешь, Герда, я уже давно убедился, что безвыходных ситуаций не бывает. И сегодняшний день это отлично подтвердил. Мы продолжим наш поход и спасём твоего брата. Ну, по крайней мере, попытаемся. В жизни не так много вещей, из-за которых стоит рисковать, но то, что мы делаем — это правильно. С тех пор, как я вернулся с фронта, это самое правильное, что я делаю.

— Странно, — Герда глотнула из кружки напиток из травяного сбора. — В начале нашего похода ты как будто был другим. Мне тогда казалось, что тебе на всё и всех плевать. Кроме себя. И потом меня не раз удивляло, что ты продолжаешь идти со мной, не остался с Воронами, где ты мог бы жить вполне неплохо.

Сказочник издал смешок.

— Остаться с Воронами. Не буду тебе врать, поначалу была у меня такая подлая мыслишка. Когда мы только зашли в промзону.

— И что же случилось?

— А случилась Цветочница. Там, в её доме, ты мне жизнь спасла. Поверь, для меня это много значит.

— Так ты просто считаешь себя мне обязанным?

— Нет, не только. Насчёт этого мы в расчёте. Просто я понял, что вся моя нынешняя жизнь, это полная хрень. Знаешь, о чём я мечтал в последнее время? О диване. Присмотрел в одной квартирке на окраине города хороший такой диванчик и всё собирался его в свою