Ее глаза наконец встречаются с моими, но только на долю секунды. Ее брат что-то говорит.

— Ты просто хочешь увидеть, как я страдаю, — говорит она ему.

— Нет, я хочу, чтобы ты вернула наш чертов флаг! — вопит он.

И она убирает телефон от уха и секунду смотрит на него, прежде чем бросить на кровать. Брат повесил трубку.

Я сдерживаю улыбку. В своем стремлении покинуть Мэримаунт и что-то доказать нам она забыла об этом.

— Сомневаюсь, что ты сможешь утаить исключение из школы от Дартмута, — напоминаю ей и испытываю неимоверное удовольствие от того, что никто не приедет за ней.

Она проносится мимо меня, держа в руках свою одежду:

— А тебе какое дело?

— Никакого, — огрызаюсь я. — Я беспокоюсь о команде, и, как бы меня это не раздражало, ты единственная, кто, похоже, может соответствовать стандартам. Так что давай оставим все в прошлом, чтобы ты могла вернуться в школу, вернуться в команду, и мы закончим год дружно, прежде чем нам больше никогда не придется видеться.

— Я не вернусь в эту школу.

После этих слов она исчезает в ванной, захлопывая и закрывая дверь на замок.

А я стою там, все еще одетая в форму, замерзшая и испачканная в грязи и траве после драки.

Я протягиваю руку и кладу ладонь на дверь.

— А пьеса? — спрашиваю я, зная, что окончание первоклассной подготовительной школы было не единственным, что удерживало ее в Мэримаунте. У нас есть средства на классы искусства, в отличие от многих государственных школ. — Я слышала, ты дублерша Каллума. Возможность главной роли? Разве ты не ждала этого так долго? Неужели она действительно важнее всего того, чего ты хотела раньше?

Она не отвечает, но затем я слышу:

— Кто?

Я поднимаю голову, смотря сквозь дверь:

— Не трать мое время. Я умнее, чем ты думаешь.

Это занимает несколько секунд, но дверь распахивается, и на пороге стоит Лив в черных выцветших узких джинсах, белой майке, с распущенными волосами, которые выглядят так, будто их не расчесывали несколько дней.

— Мартелл? — почти удивленно спрашивает она,

Я немного отступаю, в кои-то веки благодарная ей за спокойный тон.

— Учиться не в школе упрощает задачу, не так ли? — отмечаю я. — У вас обеих не будет соблазна встретиться. Вы можете сохранить свои отношения в тайне. И она не лишится работы.

Лив моргает, а затем что-то мелькает в ее глазах.

Веселье.

— Эм, да, — кивает она. — Ты угадала, — с этими словами Лив заходит в комнату, идет к кровати и убирает грязную одежду в спортивную сумку. — Она думала, так будет лучше. Просто слишком сложно хотеть друг друга все время, понимаешь?

Я прислоняюсь к двери, слушая ее.

— Ты все еще ученица.

— Как все любят мне напоминать.

— И ее все еще могут уволить.

Лив тихо смеется, все ее внимание сосредоточено на сумке, но при этом она не отводит от меня взгляд.

— Что ж, это был способ удостовериться, что я не вернусь в Мэримаунт, Клэй.

Чтоб ее. Я бросаюсь вперед, роняя лампу, стоящую на маленьком столике рядом с диванчиком. Она падает на пол, абажур срывается, лампочка разбивается, и в комнате становится темно.

— Тогда уходи! — рычу я, слезы застилают мои глаза. — Просто уходи! Я не просила тебя вернуться на игру!

— Да, ты же сидела на скамейке, — огрызается Лив и, подобно змее, осторожно приближается ко мне. — Ты так хорошо справлялась сама, не так ли?

— Конечно, — выпаливаю я. — Я это я. О, самонадеянно верить, что это имеет к тебе какое-то отношение.

— О, думаю, что имеет, — она надвигается на меня, пока я не упираюсь в стену, и прижимает ладони по обе стороны от моей головы. — Есть причина, по которой ты так сильно ненавидишь меня. Почему? Давай уже разберемся с этим. Почему ты всегда меня ненавидела?

— Потому что ты мерзкая! — выкрикиваю я, почувствовав запах ее шампуня. — Все просто. Самая основная человеческая функция — размножение, а ты не сделаешь этого с другой девушкой. Ты больна на всю голову. Мы созданы не для этого.

— Хочешь узнать, для чего мы созданы?

Лив прижимается ко мне, но я отталкиваю ее.

— Ты отвратительная.

— А ты жалкая, — она снова хлопает рукой по стене рядом с моей головой. — Ты жалкое существо, Клэй.

— По крайней мере, я не трахаюсь со всем, что движется. — Я пристально смотрю ей в глаза, в двух дюймах от ее носа. — Ты действительно думаешь, что счастлива? Ты бросаешься на кого попало, просто чтобы скоротать время? Ты тоже ненавидишь меня. И знаешь почему? Потому что мне никто не нужен. Я могу быть стервозной, избалованной и вредной, но мне никто не нужен!

— Тебе нужно это, — парирует она.

Это? Борьба или?..

— Нет, не нужно.

— О, тебе нужно это, — шепчет Лив, но ее голос тверд. — Тебе так сильно это нужно, что ты сломалась, когда я ушла из школы, не так ли? Тебе больше не с кем развлечься, и именно поэтому я и ушла!

Я качаю головой.

— Нет, я…

— Я не позволила тебе выиграть, — объясняет она. — Я просто ушла от людей, которых ненавидела. Тех, что не заслуживают меня. Тех, что не принесли мне никакой пользы.

На мои глаза наворачиваются слезы, и я вижу, как дрожит ее подбородок.

— Мне поставили зачеты, — продолжает Лив, сдерживая слезы. — Я поступила в Дартмут, и мне больше не нужно разбираться со всем этим дерьмом. Ты не стоила борьбы. — Она хватает меня за воротник. — Ты ничего не стоила!

Я толкаю ее, но она не ослабляет хватку.

— Никто из нас ничего стоит, верно? Джэгер сама за себя, верно? Тогда проваливай. Свали отсюда! Уходи!

— И уйду! — кричит она. — Я ухожу, Клэй. И больше не вернусь!

Я делаю резких вдох, но у меня перехватывает дыхание, мои колени подкашиваются, и я соскальзываю по стене.

Она наклоняется ко мне.

— Я ухожу.

Нет. Слезы застревают у меня в горле.

— Покидаю это место, — говорит она.

Я качаю головой. Нет…

— И я никогда не вернусь!

Ее крик звенит у меня ушах, и через мгновение она встанет, выйдет за дверь и никогда не вернется, потому что Лив не лжет. Упрямая и сильная, она выживает при любых обстоятельствах и никогда не лжет.

Узлы скручиваются так сильно, что разрываются у меня в животе, тошнота поднимается к горлу, и я закрываю глаза, слезы текут по моему лицу. Я отталкиваю ее и бросаюсь в ванную, падаю на колени и наваливаюсь на унитаз. Я кашляю, отплевываюсь и задыхаюсь, чувствуя желчь во рту, но единственное, что происходит, — это крик, слишком мучительный, чтобы его услышать.

О, Боже.

Она не может уйти. Она не может. Я не могу…

Положив локти на сиденье унитаза, я обхватываю голову руками, когда что-то заполняет мое горло, а желудок дрожит.

А затем… Я чувствую, как что-то теплое накрывает мою спину, руки обхватывают мое тело, а пальцы приподнимают мой подбородок и убирают волосы с моего лица.

Я напрягаюсь, инстинкт подсказывает мне оттолкнуть ее, но все, чего я хочу, — это она. Я падаю в ее объятия и плачу.

— Ты не должна уходить, — бормочу я. — Ты не должна бросать меня.

— Ш-ш-ш… — Лив убирает мои волосы назад.