но незваным гостям уже известно, что это не так. Где-то здесь, среди сосен и сплетен, совсем недавно закончил строительство поместья граф Ястредский, оформивший все документы через третьих лиц. К его чести, работу граф сделал качественную, и если бы один из строителей не был так верен Его Величеству, то никто бы так и не узнал, кому на самом деле принадлежит уединённая усадьба. Даже друг Ястредского, Самуил, не знал о данном месте, насколько понял Эйдан из подслушанного разговора. Оставался только Шаплен, но принц предположил, что и тому известно немногое, в его словах больше смелости и глупости, чем реальной угрозы.

Утро. В день после бала, ближе к обеду, герцог Джерард соизволил спуститься в темницу и попытаться сначала спокойно допросить Шаплена, уговорить его чистосердечно признаться, что и почему они сделали, зачем им Алисия, где её держат, кто в этом участвует. Эйдан подслушивал. Самуил лично потребовал, чтобы стража оставила камеру на время допроса, от того принц не встретил ни единой преграды на своём пути. Шаплен не горел желанием делиться своими планами с Самуилом, видимо, тот уже отказал их компании раньше. Виконт не заметил того, что своим длинным, бескостным языком уже всё разболтал, оставалось лишь сложить картину целиком.

Они работали вместе с Рафаэлем Ястредским. Сказал об этом сам Джерард, показывая, что итак всё знает, просто хочет услышать подтверждение своих догадок. И услышал, этого Рассел даже не попытался скрыть. Тогда последовал ряд красивых слов и виртуозных выражений: герцог благодарил друзей за их внимание и желание помочь, но напомнил, как отказался от предложения запугать Алисию, дабы жена не лезла в работу Самуила. На этом моменте Шаплен рассмеялся так громко, почти надрывно и откровенно возмутительно, что Эйдан, стоящий за дверью, растерялся. Он никогда в жизни не слышал такого ржания от человека, хоть сколько-нибудь принадлежащего к высшему классу.

Дальнейший монолог, разбавленный только направляющими вопросами Джерарда, наполнился язвительностью, высокомерием, самоуверенностью и хвастовством. Именно из него стало ясно, что Алисия у них совсем не для запугивания, а отвезли её в поместье, о котором даже Самуил не догадывался, будучи при этом близким «другом» Рафаэля.

Сборы, подготовка и планирование заняли оставшиеся полдня. Будь на то воля Эйдана, они бы выехали в ту же секунду, как сложили последнюю вещь в карету, но король строго запретил страже выпускать принца из дворца в ночь. Потому в путь они отправились сразу после завтрака следующего утра, когда принц убедился, что Реандр видел его и начнёт волноваться о пропаже брата не раньше ужина.

И вот теперь они втроём в пути: Эйдан, Адам и Саманта. Сэм предлагала взять вместе с ними и герцога, но идею сразу отвергли. Принц злится на человека, назвавшегося мужем Алисии. Злится за то, что у герцога вообще когда-то был план по запугиванию Алисии, и за то, что так поздно приступил к допросу и расследованию. Теперь же пусть павлин сам ищет местонахождение тайного поместья Ястредских, а Эйдан планирует спасти сестру как можно скорее.

Именно так они оказались в безымянной деревушке, состоящей из десятка покосившихся домишек и одного с половиной жителя.

Путь занял больше пяти часов, приближался обед. Адам остановил их карету около трактира, единственного заведения, которое тут имелось. Они с Самантой слезли с переднего сидения, Сэм передала вожжи подбежавшему слуге, а Адам открыл дверцу для принца.

Эйдан держал спину прямой, а голову высоко поднятой. Он осмотрел место, одобрительно хмыкнул, поправляя среднего качества камзол, и вошёл в таверну, сразу направляясь к управляющему за барной стойкой.

— Три порции вашего лучшего блюда, господин.

— Конечно, сэр! Будет готово в кратчайшие сроки!

Эйдан любезно поблагодарил мужчину, после чего позвал Сэм и Адама, занимая вместе с ними место около окна, из которого легко можно было проследить практически за всей деревней. Домов невероятно мало, все они стоят вдоль и криво-косо по бокам. Разглядеть опушку леса, интересующего их сейчас, однако, не получалось, как бы они не пытались.

— Прошу, картошка с говядиной под сыром. Всё своё, с наших огородов, господа и леди, — поставив перед гостями три огромных, щедро отваленных порции, хозяин собирался уходить, но Эйдан поспешил махнуть на место около Адама.

— Прошу, если есть минутка, присядьте с нами. Честно, когда мой друг говорил о деревне недалеко от его дома, мы представляли себе нечто совершенно другое. Подскажите, как называется это место?

— Не понял, вы про таверну или деревню, сэр, но скажу так, название у них одно — его нет, — сказав это, трактирщик засмеялся, как от очень хорошей шутки, и Саманта его поддержала тихим смешком в ладонь.

— Неужели прям-таки нет, господин? Почему так получилось? — спросила она.

— Так, а как иначе? Мы местечко крохотное, кому до нас дело? Вот, никому дела нет, никто названия и не давал. А я тут один, кто какой-то заведение держу, так и ему название потому не нужно, — он снял шапку, приглаживая волосы и даже будто раздуваясь в размерах, оценив красоту служанки богатого гостя и желая произвести хорошее впечатление. — Но если бы такая красота дала нам название, я бы с удовольствием повесил табличку с ним на крышу, так, гляди, и вы будете к нам чаще захаживать.

— А почему бы и не захаживать? — Эйдан на свой страх и риск попробовал блюдо, рассчитывая на то, что травить его здесь никто не станет. Вряд ли здешние знают, как выглядит принц. — У вас очень даже ничего еда, хоть прямо сейчас во дворец отвози. Я вот точно с удовольствием остался бы у вас попробовать и второе, и десерт, если есть.

— Есть, как нет, если есть, сэр? Хотите, прямо сейчас вам принесу? Пальчики оближешь, десерты моя дочь готовит, вы не сможете оторваться!

— Ну, тогда принесите десерты. И чай тоже, да на себя возьмите, чего пожелаете. Хоть про место это расскажете побольше, если, конечно, вы сами не против, — Эйдан достал кошелёк, звенящий монетами и провисающий под их весом, достал тридцать рент и тридцать же ас. Ему было бы многим проще расплатиться ару, но Адам ещё до отъезда предупредил не брать с собой золото, так как в такой местности у большинства просто нет сдачи с золота, а если они не покидают своей деревни, то и вовсе могут не принять подобной оплаты.

Глаза трактирщика распахнулись от такой щедрости, но он без единого слова против принял монеты, поспешно унося их, не оставляя гостям времени пересчитать сумму и передумать отдавать так много. Тем не менее, над десертом