- Товарищ лейтенант, от нашего полка несколько десятков человек осталось, - догнав сообщил сержант Уфимцев. - Все они здесь. А ещё наши сорок раненых вывезли, тоже в этом лесу. Вы только посмотрите, что тут творится… Это же лазарет под открытым небом…

Раненых действительно было много, не все они служили в 303-ей дивизии, людей подбирали где-то ещё. Сновал медицинский персонал, преимущественно женского пола, сокрушалось охрипшая барышня - скончался кто-то из больных, надо унести тело. Можно представить, какая здесь смертность. Не хватало лекарств, перевязочных материалов, а о проведении сложных хирургических операций даже мечтать не стоило.

- Пойдёмте скорее, не задерживайтесь товарищи! - поторапливал Лагутин. - Полковнику Моисеевскому про вас уже доложило сарафанное радио. Ваши люди могут остаться здесь, лейтенант…

Из землянки под хвойным пологом выбрался темноволосый мужчина, среднего роста, в фуфайке без знаков различия и офицерской фуражке - командира дивизии знали в лицо. Оказавшиеся рядом красноармейцы вытянулись по швам, мужчина отмахнулся, сунул в рот папиросу, он с любопытством смотрел на подходящую группу людей. Шубин невольно расправил плечи, ускорил шаг.

- Глеб! - тихо ахнули за спиной, очень тихо.

Но он услышал, резко повернулся… Кожа мгновенно покрылась мурашками, он впал в какой-то предательский ступор - не верил своим глазам и женщина, что оторвалась от группы раненых, тоже не верила. У неё дрожали губы, дрожали руки, дрожал подбородок. Родное лицо потускневшее с тёмными кругами под глазами, волосы были собраны тесьмой на затылке. Медицинский халат, гражданская куртка, кирзовые сапоги не по размеру - он был уверен, что это галлюцинация и Лиде Разиной так же казалось. Сморщилось когда-то привлекательное личико, она сильно исхудала. Какая к чёрту галлюцинация? Чудеса случаются даже на войне. Девушка шумно выдохнула, сделала неуверенный шаг. Шубин бросился к ней с каким-то торжествующем воем, заключил в объятия. Нахмурился полковник Моисеевский, недоумённо пожал плечами - пусть простит товарищ полковник, если сможет, сейчас никак не до него.

- Глеб, Господи!.. Это ты? – бормотала Лида, осыпая его жаркими поцелуями.

Он сжимал в объятиях дрожащую девушку, не мог поверить своему счастью. Лида что-то бормотала в коротких паузах между поцелуями, радостно смеялась. Оживились люди, находившиеся неподалёку, стали комментировать, кто-то захлопал: «Жизнь продолжается товарищи, не век же горевать и скорбеть!». «Ишь, какой проныра, этот лейтенант! Вон какую деваху урвал!». А Лида плакала, давилась слезами, размазывая их кулачками. Глеб отстранился, жадно на нее смотрел, девушка сдала, но она и не могла расцвести в этом аду, всё равно это была она.

- Ты как, в порядке? - он сам начинал заикаться.

- Глебушка, родной, я ведь так тебя люблю! - она опять повисла у него на шее. - Наш госпиталь эвакуировался из Вязьмы по железной дороге, нас разбомбили, взорвали рельсы. Хорошо, что рядом находилась деревня, а наш военврач Анастасия Савельевна очень решительная женщина: нашли подводы, потянулись к лесу, из уцелевших вагонов забрали все медикаменты и перевязочные материалы. У нас двое врачей, девять медсестер. Мы доставили в лес около пятидесяти больных. Случайно столкнулись с красноармейцами, случайно узнала, что это та дивизия, где ты проходишь службу, искала тебя среди живых, опрашивала всех. Кто-то сказал, что ты со своим взводом остался прикрывать отход, это было несколько дней назад, с тех пор о тебе ничего не известно.

- Все в порядке, милая! – Шубин с нежностью гладил женщину по щеке. - Я же говорил, что со мной ничего не случится - заговорённый, Богом поцелованный… Вот же черт, мне так много надо тебе сказать…

За спиной многозначительно покашляли, Шубин спохватился - полковник Моисеевский проявлял ангельское терпение, вник в ситуацию, но ведь всему есть предел…

- Глебушка, всё иди, иди!.. - девушка отталкивала его. - Я всё понимаю, тебя ждёт Александр Гаврилович. Ты знаешь, где меня найти. Я теперь никуда не денусь.

Виноватый вид едва удался, улыбка помимо воли расползалась по лицу, Шубин козырнул:

- Товарищ полковник, прошу меня простить! Лейтенант Шубин, командир отдельного…

- Я уже понял, лейтенант, - полковник укоризненно покачал головой. – Знаешь, я нисколько не удивлён. Слышал про тебя, но ни разу не видел. Чему улыбаешься?

- Я тоже, товарищ полковник, много про вас слышал, но никогда не видел.

- Ладно, - комдив спрятал улыбку. – Проходи в землянку, гостем дорогим будешь.

В землянке было прохладно, но по крайней мере сухо, горела керосинка, озаряя бледное лицо комдива, в принципе не знают даже добродушное, какое-то по-крестьянски широкое, задубевшее. Он сидел на топчане, пил из алюминиевой кружки холодный чай. Столом для гостей служил пенёк, из досок, снятых с телеги, красноармейцы соорудили стол, на нём лежала мятая и обмусоленная карта.

- Чай пей, - предложил полковник. – Извини, холодный, не знал, что ты придёшь, а то бы подогрел.

- Спасибо, товарищ полковник!

- Чуть позднее тебя и твоих людей покормят. Бубенцов рассказывал, что твои люди спасли его полк, несколько дней назад остались прикрывать и несколько часов малым числом сдерживали противника. В тот день его немцы, кстати, так и не догнали. Полковой комиссар Бубенцов погиб позавчера - угодил под шальную мину, хотели вытащить, но там уже вытаскивать было нечего. Слушай, а что это было только что на улице? - нахмурился Моисеевский. - У тебя до сих пор глаза блестят и улыбка к физиономии прилипла, не военная какая-то сцена, понимаешь, что я хочу сказать?

- Виноват, товарищ полковник! - уши пылали. - У нас с Лидой Разиной, как бы это выразиться, любовь… Мы долго не виделись, каждый считал другого погибшим и тут вдруг такое… Впрочем, вы видели.

- Вся база видела! - проворчал комдив. - Ну что же, лейтенант, рад за тебя, совет да любовь, как говорится! Признаться, сам собирался оказать товарищу Разиной знаки внимания, она хорошая женщина, но раз у вас всё серьёзно, то они буду вмешиваться в вашу личную жизнь. Ладно, забыли, - комдив устало улыбнулся. - Не до соблазнов сейчас, война, тяжёлое положение, а ещё семья опять же в Подмосковье, м-да… Понимаю, где сейчас твои мысли, лейтенант, но всё же попробуй сосредоточиться, получится?

- Так точно, товарищ полковник! - Шубин уже пришёл в себя.

- Вот и отлично! Где носило тебя все эти дни?

Глеб лаконично изложил…

- Повеселился в общем, - резюмировал комдив. – Сожалею, что погибли твои товарищи. Рад тебя видеть и скажу откровенно: у меня нет разведки, а иметь разведку в нашей ситуации это как воздухом дышать. В строю сто девяносто красноармейцев и никого из дивизионной или полковой разведки - полегли все; выжили четыре офицера, имеем больше двухсот раненых. Весь мой штаб наголову разбит, из вооружения - трёхлинейки самозарядные, винтовки «Токарева», с десяток единиц автоматического оружия, патронов у людей минут на тридцать ведения боя, из техники только гужевые повозки - их порядка двух десятков - лошади, слава богу, бензина не требует. Оставшуюся технику пришлось бросить - не тащить же в лес! Есть четыре пулемёта «Дегтярёва», но патронов маловато. Теперь понимаешь, чем мы располагаем? Связь отсутствует со вчерашнего дня. Немцы взяли в котел несколько армий – всё, что мы могли им противопоставить. И мы с тобой сейчас находимся в этом котле. Дорога на Москву открыта, Можайская линия обороны ещё не готова. Командование западного фронта бросило против неприятеля две дивизии добровольцев, ополченцев, чтобы хоть как-то сдержать натиск. В общем, дивизии погибли полностью - это были необученный и московские мальчишки. Что происходит на фронтах - мы не имеем понятия. Ещё вчера у наших соседей, на Брянском фронте положение было такое же катастрофическое, не думаю, что за сутки оно улучшилось. Надо прорываться, уходить на север, к своим - для этого мне нужна разведка местности и ты лучшая кандидатура. Всё, что смогли выяснить - немцы уже на подходе, со дня на день начнут зачистку. Они прекрасно знают, что в этих лесах есть советские части. Не исключаю, что им известно и о существовании нашей базы - разгромили бы раньше, но пока другим заняты. На юге у нас посты, если пойдут, то предупредят. Но как мы вырвемся с таким лазаретом, а бросать людей нельзя - русские своих не бросают! Нам бы накопить силёнок, обрести ещё пару сотен штыков, но где их взять? Местность незнакомая, парни сделали вылазку в северо-восточном направлении, вернулись ни с чем - все дороги контролируют немцы. А у нас обоз, который, повторяюсь, нельзя бросить и твоя же, кстати, девушка вместе с ними. Вот чувствую каждой клеточкой, лейтенант, - комдив поразительно постучал по голове. - Сжимается кольцо вокруг нас - ещё день-другой и на дивизии можно ставить крест. Примем в этом случае последний бой.