* * *

– Попробуй немного поспать, дорогой, растирание не поможет. Ты знаешь.

– Ты можешь спать? – спросил Патрик Делайе злобно.

– Сделать горячее молоко? – Шарлотта оперлась на локоть и поискала рукой вокруг лампы. – Выкуп, картины. Зачем беспокоиться об этом? Через пять лет ты покажешь свой новый сборник.

– Речь идет не о новых коллекциях, Шарлотта, – проворчал он. – Почему они просто не попросят денег? Где прибыль в этом огненном шоу? И не забывай, у нас нет никакой гарантии, что они…

– Останови это прямо сейчас, – перебила его Шарлотта сердито. – Без раздумий, проволочек. Я не буду слушать. Речь идет о твоем сыне, ради бога.

Патрик Делайе моргнул, когда его жена заговорила так напористо. Он недовольно потер щетину. Он не побрился в тот вечер, а ведь всегда делал это перед сном.

– Мне очень жаль, Лот. Ты права, я глуп. Искать альтернативы нет смысла. Но почему заставлять меня делать это самому? Сама идея…

Шарлотта послала ему воздушный поцелуй от края кровати. Она была одета в одну старую футболку – привычка со студенческих лет.

– Принеси мне виски! – крикнул он, когда она вышла из комнаты.

Футболка часто стиралась и, конечно, сильно протерлась. Он смотрел на нее, когда она выходила из спальни, и вдруг почувствовал желание прижаться к ней. Прошли месяцы с тех пор, как он обращал внимание на ее бедра. Может быть, близость поможет успокоить нервы. Раньше это было прекрасное средство.

Шарлотта заполнила кастрюлю молоком. Индукционная плита немедленно нагрелась. Они отказались от СВЧ в доме. Она ненавидела СВЧ. В барном шкафчике нашлась бутылка Тичерз-крем, и она щедро наполнила большую расписную кружку. Она вспомнила, что у нее еще осталось немного марципана, который купила на благотворительной ярмарке неделю назад. Это было как раз то, что надо, она не ела со вчерашнего обеда.

Патрик жадно глотнул из кружки. Там было так много виски, что молоко немного охладилось. Шарлотта дула на свое молоко и грызла кусочек марципана.

– Хочешь кусочек? – спросила она, сидя перед ним на кровати со скрещенными ногами.

– Что ты ешь?

– Марципан. Я голодна. Разве ты нет?

– Я пас, спасибо.

– Минуточку. Марципан! Что заставило меня думать о марципане? – спросила она.

– Марципан. Синдром Марфана. Один из похитителей… они смогут проследить его… есть регистр. – Она запнулась.

– Что ты говоришь? – спросил он в изумлении. Он едва мог помнить вчерашний разговор.

– Долговязый парень, один из похитителей, который сел на автобус от Осткампа в Брюгге и передал требования выкупа прессе.

– Не понимаю.

Виски на пустой желудок может иметь удивительно быстрый эффект.

– Два свидетеля описали его как исключительно высокого, в очках с толстыми линзами и каплями для глаз. Это заболевание совершенно точно нуждается в лечении. Может быть, у него было несколько операций. Насколько я помню, синдром Марфана встречается крайне редко. Он должен проходить проверку. – Она взвизгнула в эйфории.

– А я думал, что ты – ярый противник врачей, которые диагностируют пациентов, не видя их, – заметил Патрик, не особенно убежденный.

– Но это шанс, малый, но шанс. Я звоню Ван-Ину.

– Сейчас? В два тридцать?

– Если они арестуют похитителей, не придется жечь твои драгоценные картины, – отрезала она.

Ван-Ин и Ханнелоре были еще на заднем дворе. Он немного рассказал о своем разводе, а затем провел ее вокруг дома.

Ханнелоре особенно понравилась комната над таинственным подвалом. Она должна была признать, что у Ван-Ина – или у его бывшей жены – был хороший вкус.

– После развода я отдал Соне всю мебель. Это был единственный способ оставить дом себе.

«Таким образом, это его вкус», – подумала она с удовлетворением.

– Я построил себе камин.

Ханнелоре чувствовала себя здесь комфортно. Не так, как в остальной части дома. Комната над подвалом была аккуратна и хорошо декорирована.

– Какая красивая вещь, – сказала она, указывая на отлично отполированный антикварный комод. – Вы его купили?

– Да. У разведенной пары, которая не знала, что с ним делать.

– Понятно, – улыбнулась она.

– Смотрите под ноги, – предупредил Ван-Ин, когда они вошли в гостиную.

Ханнелоре рухнула в одно из кресел и почти утонула в нем.

– Особый поролон, – пояснил он.

– Дорогой?

– Весьма. Ничего не могу с собой поделать. Я пристрастился к таким вещам.

Два миниатюрных динамика свисали с потолка.

– А где остальные?

Ван-Ин указал на шкаф.

– Я отдам вас «Кармине Буране» через минуту.

Она легко выпорхнула из кресла от «Линье Розе» и пошла к стене напротив, в «музыкальный угол», где, как и ожидалось, висела книжная полка из бука. Она провела пальцем по корешкам.

– Любитель искусства и интеллектуал – все в одном флаконе, – сказала она несколько насмешливым тоном. Эко, Данте, Руюсброек, Юнг. Кто отправил вас служить в полицию?

– Не надо так. Я не единственный из местных такой. По крайней мере, я могу читать и писать.

Они оба смеялись над старой шуткой, и Ван-Ин вдруг понял, как хорошо он чувствует себя в ее компании.

– Что ж, закончим наш тур.

Он намеренно избегал спальни, а она не спрашивала. Он проводил ее в столовую.

– Извините за беспорядок. Но вы знаете, как это бывает у холостяков.

– Должно быть, так, – сказала она. – Я живу весьма одиноко, кстати, и вы должны увидеть мою кухню.

Она встала перед огромным зеркалом на каминной полке и повернулась боком, взглянула на себя в профиль точно так, как это делал Ван-Ин.

– Боже, это зеркало Мишель Мартенс?

– Вы знаете его? – спросил Ван-Ин удивленно.

– Я была на выставке на прошлой неделе. Все, что я могла позволить себе.

– Проблема в том… – он запнулся, – вы должны увидеть и мой экспонат.

– А с ним что-то не так.

– Если б только. – Он взял ее за руку. – Опасная лестница, – объяснил он.

Они спустились по винтовой лестнице, построенной у внешней стены дома.

– Я люблю овальные окна. Не правда ли, в них есть что-то оригинальное?

– Согласен. Подождите, пока войдем в подвал.

Одна из дверей на лестничной клетке вела в подвал, другая – на задний двор.

– Мы под комнатой, которую я так полюбила? – спросила Ханнелоре, когда посмотрела на белоснежные своды. – Такое впечатление, что это пятнадцатый век, не так ли?