***

Шейнц стоял перед монитором. На мониторе среди серой ряби рисовалось неразборчивое лицо, части которого пускались в резкие выпады из-за помех. Диалог длился уже трое суток. Всё потому, что каждое сообщение – как входящее, так и исходящее – отправлялось в межзвёздное путешествие между червоточинами и ретрансляторами, и исчезало в звёздной пучине на семнадцать часов. Хотя это был ещё и не предел по времени. Карл находился в системе Рене, Райан – в системе Гестия. Относительно недалеко. Если отправлять сообщения с Медных Врат куда-нибудь в Единое Государство, в ЗЖ-02, счёт времени мог идти на недели. В таких диалогах старались выложить всю суть в двух фразах с каждой стороны. Но в данный момент – преднамеренно или нет – Райан Фостер этот диалог затягивал.

Шейнц слушал очередное входящее сообщение:

– Мне понадобится время, мистер Шейнц. Это… Для того чтобы собрать капитанов, обсудить действия… вынести решение. Как у вас в Совете. Только у нас такого ещё никогда не бывало.

Карл тихо выругался. «Если бы мы предоставили Республике технологию квантовой связи… – подумал он. – Как бы сейчас всё было проще».

И правда, квантовая связь работала без задержек. На каком бы расстоянии не находилась синхрокомната квантовых частиц, человек мог отправлять информацию мгновенно. После изобретения данного типа связи (к которому приложил руку Шейнц) Совет проголосовал за его сокрытие от других держав, ведь это могло сильно упростить ведение космических войн. А зачем упрощать это для потенциальных врагов, кем является, к примеру, Единое Государство?

– Проклятье, мистер Фостер. – Шейнц сомкнул веки и почувствовал едкое жжение в глазах. Он забыл, когда ему в последний раз выпадала возможность поспать. – Вы не можете ответить мне: располагают «Дети Анархии» «Колоссом» или нет? У нас очень мало времени. Сегодня поступили разведданные. Единое Государство потеряло ещё четыре системы. В том числе, ЗЖ-04 с её колониями на П-03. Около семидесяти миллионов погибших. Флотилии «Иных» расползаются, прыгая по соседним системам. Вы не успеете и моргнуть, как настанет наша с вами очередь. Нам нужен этот корабль, мистер Фостер. Нам всем. Просто скажите: он у вас или нет? Если есть, то объявите свои требования для его передачи нам. Конец сообщения.

Шейнц нажал на кнопку отправки и отдёрнулся от монитора. Когда он резко развернулся, вид работающей за своим столиком Констанции пролил целебный бальзам на его сердце. Склонившись над компьютером, она по-прежнему трудилась над энциклопедией по ксенобиологии. На её лице застыл сосредоточенный вид. Пальцы с чрезвычайной быстротой бегали по буквам, составляя тексты, описывающие различные формы жизни Сектора Нового Рассвета. На экране рядом двигалась картинка причудливой птицы в розово-белых тонах. На месте клюва в извивчивом движении кружились маленькие бледно-розовые щупальца. Хоть они и казались жутковатыми, птица всё равно была по-своему милой. Шейнц поймал себя на мысли о том, что всё чужеродное кажется для нас не особо привлекательным. То же можно сказать и об «иных». Их называют жуткими тварями, но никто не задумывается о том, что такими тварями, возможно, они считают нас. Возможно, и вся эта война только из-за внешнего вида? Возможно, Пьер де Лорис был прав, говоря о мирном диалоге?

Констанция не отвлекалась от экрана и не заметила застывшего за её спиной «отца». Но её всё же кое что потревожило. Звонок. Она повернула лицо к двери, труженическая гримаса исчезла.

– Я открою, – сказала она и, забывшись, подскочила с кресла.

«Кого это принесло?», – подумал Карл и с заинтересованным видом уставился на дверь.

Магнуссон натянулся струной, как только увидел в дверном проёме Констанцию. Одну руку он держал за спиной.

– Э-э… Здравствуйте… – сказал он и бросил взгляд на недоумевающего Шейнца.

– Здравствуйте, – торжественно и радушно произнесла Констанция. – Вы к мистеру Шейнцу?

– Да.

Констанция повернулась к Карлу.

– Я поговорю, занимайся своей работой, – сказал Шейнц, направившись к двери. Приглашать неприятеля в апартаменты он явно не собирался.

– Хорошо, – ответила она и подалась назад к компьютеру, с возбуждением, так как ребёнок возвращается к игре.

Шейнц стал в проём, насупив брови и скрестив руки на груди. Магнуссон взглянул на него невинным взглядом и потёр переносицу, оставив на ней две белых полоски, которые через мгновение снова заплыли кровью. Магнуссон был на тридцать земных лет младше Шейнца. Перед рождением ему повезло пройти многие этапы генной инженерии. В более позднем возрасте – искусственную регенерацию клеток. Ему было шестьдесят восемь лет, но выглядел он на сорок пять. Шейнцу же всего этого не досталось. Хотя регенерацию клеток, освоенную в Технократии, он осуществлял, но было слишком поздно для того чтобы дать цвет седым волосам или избавиться от морщин. Различие заключалось в том, что Магнуссон был технократом с рождения, а Шейнц получил селтинское гражданство лишь двадцать лет назад.

– Что вы хотите? – поинтересовался Шейнц, пытаясь заглянуть Магнуссону за спину, где пряталась его рука.

– Я? Мира. – Он показал руку, в которой сжимал бутылку с ярко-оранжевой жидкостью внутри. – Мне не нравится то, что мы с вами в последнее время не очень ладим. В такой-то момент… Когда всем нам грозит этот кризис. Вы правильно сказали, что всем нам нужно сейчас объединиться, чтобы это пережить. И… я… в общем хотел извиниться…– Он встряхнул бутылкой. – Сиберский глисс, неплохой напиток. Вот лежал до особого случая. Вы не впустите меня? Я бы хотел вас угостить.

Карл с удивлением вздёрнул брови. Он мог ожидать от Вроцлава всё что угодно, но только не примирения. Шейнц встал боком, давая тем самым жест на согласие, и Магнуссон вскочил в апартаменты, спеша, будто бы боялся, что Карл в последний момент передумает и закроет дверь. Магнуссон замер, вопросительно взглянув на Шейнца. Тот повёл его в свою комнату, где сбоку от кровати под маленьким экраном обзора стоял низкий белый столик с двумя регулируемыми сидениями, стержни которых уходили в пол. Шейнц хотел не мешать Констанции разговорами, хотя и понимал, что из-за врождённой мультифункциональности её это не потревожит. Всё же он решил уйти в уединение, так как ему не хотелось выставлять на её слух какие бы то ни было личные вопросы.

– Садитесь, – сказал Шейнц, указывая на сидение напротив. – Ах, да, сейчас я. – Он вспомнил, что им необходимы стаканы и двинулся на кухню. Через минуту Шейнц уже вернулся, сжимая в одной руке два прозрачных стеклянных сосуда. По правде говоря, он не желал оставлять Магнуссона одного на длительное время. Несмотря на то, что Вроцлав пришёл с добрыми намерениями, Карл по-прежнему ему не доверял.

Шейнц сел на сидение и звякнул стаканы на столике. Магнуссон, не говоря ни слова, вскинул большим пальцем закупорку бутыли. Обхватив стаканы сверху, он пододвинул их к уже приготовленной горловине. Тягучая оранжевая жидкость заструилась над округлостями каждого стакана.

Безмолвие всё ещё нависало над столом примирения, и Шейнц не знал, куда подевать свой взгляд. Поэтому он смотрел на прозрачную полку над кроватью, на которой лежала модель республиканского корвета, и стоял лиловый пятнолистник, который ему подарила Констанция. В тот день он можно сказать опешил. Это был неожиданный шаг со стороны андроида. Хотя тогда она уже не единожды осуществляла то, чего ждать от неё было немыслимо.