В былые годы Легат держал в руках подобные суммы.

Государство было богатым. Денег печаталось – сколько надо. Книг – тоже. Писателей и всяких прочих «творюг» от слова «творчество» начальство любило и холило…

Умерил восторги памяти, вынул одну банкноту достоинством сто рублей и четыре четвертных. Привычно полез в карман: черт, бумажника-то он с собой не взял! Ладно, пустое, в кармане полежат. Да и по дороге можно в Главный Универмаг зайти, купить там какой-никакой бумажничек и заодно разменять купюры.

Написал расписку, положил в сейф, запер его, ключ помощнику отдал.

– До завтра, – сказал.

– Когда завтра машину присылать? – поинтересовался помощник.

– Так дойду. Максимум десять минут ходу. Зачем машина?

Надо было зайти к ребятам, а то – неудобно.

Было пошел, сообщив об этом помощнику, но тот удержал временного шефа:

– Они звонили, просили сказать, что гуляют, а в девятнадцать тридцать ждут вас на ужин в ресторане вашей гостиницы. Если вы сможете… – добавил виновато: – Я уж и столик заказал…

Легат посмотрел на часы: семнадцать десять. До ужина практически – два часа с копейками. Не пойти – нельзя. Хамство. И вообще… Что ж, погуляем по Столице пару часиков, проветрим мозги, может, что и залетит – полезное…

Вышел на площадь, вздохнул глубоко: а и то хорошо, когда машин мало. Попади он не в семидесятый, а, скажем, в пятидесятый – еще лучше показалось бы. В смысле экологии вестимо. Но куда круче – с точки зрения автомобилиста двухтысячных, по мозжечок зачморенного глухими пробками…

Да нет, елки-палки, слово «мало» было не точным определением, чересчур бедным для «великого и могучего» русского языка, если уж сравнивать с двухтысячными годами, когда машин, иной раз казалось Легату, было больше, чем пешеходов. Когда над улицами висело – особенно в пасмурную погоду – сероватое марево: то ли небо слишком низко набрякло, то ли воздух был насыщен каким-то говном, испускаемым старыми малолитражками, грязными грузовиками, еле живыми автобусами и прочей автонечистью. Когда была зима, в которой снег был не белый, а серый. Иногда даже черноватый…

И грохот, и шум, и автомобильные гудки, которые не разрешены правилами, и мат, несущийся из окон авто, – это больше летом, и бабы за рулем, которым абсолютно насрать, кто едет сзади, впереди, сбоку, главное – это они. Говорят: права понакупили… А кто продает-то? Родные гаишники и продают. И техосмотр проходят машины, которым вообще двигаться не след, а почему проходят? Денежки!

Нет для гражданина Страны большего удовольствия, чем эту Страну нести по кочкам…

К черту посыпание главы пеплом! Скажи честно: где тебе больше нравится? Здесь или в твоем новом времени? Здесь, конечно, лучше дышится, сам себе отвечал Легат, идучи вдоль смешных витрин, где стояли манекены в приталенных светлых платьях, в шляпках, в перчатках и – с ценниками на платьях. Вон – сидит в окне за столом прелестное целлюлозное или уже пластиковое – или из чего там оно? – создание в блондинистом паричке, одной рукой подпирает подбородок, другая произвольно опущена вниз, пальчики растопырены, на столе – чайный сервиз на шесть персон. А она – одна. И цена ей, на кофточку приколотая, всего – семнадцать целковых.

И не вспомнить с ходу: дорого это было или нет? Вроде бы не дешево…

Поживем – поймем, привыкнем к здешним денежкам.

А уже подступал вечер, и Конный Двор с торца подсветили прожектора, и он засиял этакой театральной декорацией, выставленной на огромной площади-сцене. Как бы в затемненном фильтрами свете. А на самом деле просто темнело. И загорелись фонари в Царском Саду, издавна разбитом около красной стены Крепости. И машины зажгли подфарники. И Главная площадь, которую не видно было от Конного Двора, напомнила о себе светом прожекторов, упершихся в синеющее небо…

Но! Сама площадь Конного Двора была обидно пустой и темноватой. Легат помнил ее такой. Но когда неугомонный Городской Голова задумал и осуществил-таки нещадный подкоп под площадь и построил под землей очередной многоэтажный торговый центр, Легат, как и большинство столичных равнодушных горожан, легко принял этот проект и легко с ним смирился. Ну, была огромная площадь с потрескавшимся асфальтом, привычными фонарями и тремя потоками машин по ней. От Центра аж в шесть рядов вдоль Старого Университета, к центру в пять рядов вдоль Царского Сада, к Центру же наискосок, по диагонали, три ряда от угла Конного Двора до угла гостиницы «Мать-Город». А еще и автобус, как сам помнил Легат, перед Конным Двором разворот делал…

– Извините, товарищ… – Голос возник за спиной, Легат развернулся: две девушки, лет по двадцать, наверно, очень похожие на ту, что сидела в витрине с ценником, тоже в светлых платьях, в светлых шерстяных кофточках с множеством махоньких пуговиц… или не шерстяных, Легат ни тогда, ни теперь не разбирался в дамских вещах… но только реальные девушки, а не манекены из витрины, живые – из плоти и крови. – Скажите, пожалуйста, как нам пройти к Музею изящных искусств?

– Это рядом, – охотно объяснил Легат, странно обрадованный тем, что его, ничуть не усомнившись, приняли за местного. – Пойдете вдоль Конного Двора… вот это здание, знаете его?.. – девушки синхронно кивнули, – дойдете до конца… вон там, видите?.. перейдете улицу… все время прямо, никуда не сворачивайте… потом еще метров пятьдесят и опять через улицу, напротив, увидите красивое старинное здание за чугунным забором. Это и есть Музей. Перейдете улицу и вы – там…

– Спасибо! – хором поблагодарили девушки, собираясь уйти.

Но Легат придержал их.

– Боюсь вас разочаровать, но, по-моему… – он вспоминал: а был ли он в Музее в семидесятые, – …по-моему, Музей уже закрыт. Десять минут восьмого. А он, если не ошибаюсь, до семи работает.

– Еще раз спасибо, – уже соло сказала одна из девушек. – Мы все же попробуем…

И пошли вдоль здания.

А Легат вдруг крикнул вслед:

– Постойте!..

Они разом остановились, обернулись. Но Легат передумал. Сказал извиняющимся тоном:

– Нет, ничего. Все в порядке. Удачи вам.

И сам пошел прочь – в сторону гостиницы, где наверняка сидели уже Диггер с Буром и материли Легата за опоздание. А он всего-то захотел пригласить девушек поужинать, потому что музей закрыт наверняка. Захотел и испугался. Это были не те девушки из его Настоящего, которым глубоко наплевать было на возраст кавалера – лишь бы деньги имел. Да и проходил Легат в том Настоящем не только по финансовой составляющей, но и по внешнему виду: строен, подтянут, одет элегантно и дорого, а уж касаемо светской беседы – так поищите равных! Ну, правда, лицо малость выдавало возраст: как жена ни настаивала, ни на какие подтяжки, ни на какие иные посягания на его ясный лик он не соглашался. И не мешало ему лицо, что за вздор!..

А боязни чужой молодости он никогда не чувствовал!

А тут – спасовал.