себя слишком многих клятвенников, которые во многом обеспечивали его силу и власть. Хоть он и могучий волхв, однако пара-тройка искусных мечников, коих среди гарнизонной стражи немало, при удачном для них стечении обстоятельств могли прервать жизнь Крота.

Уже сидя на лошади, я увидела, как в нескольких шагах от меня Вышебор, в компании Азиты, подошёл к Коцелу. Я не слышала о чём они говорили, но, если судить по лицам обоих мужчин, отец и сын действительно помирились. У обоих на лицах застыло одновременно добродушное и в то же время обеспокоенное выражение лица.

«Наверняка сейчас оба сожалеют, что столь долгое время никак не могли помириться, — подумала я с досадой. — Но всё же… Лучше поздно, чем никогда»

Я заметила движение слева от себя, и через пару мгновений рядом со мной остановил своего коня волхв Окунь. Будучи волхвом-заклинателем, из соответствующей общины, этот старик явно принадлежал минимум ко второму Пламени. Я могла прекрасно ощущать колебание и вибрации, затаившихся в его теле магических сил. Такое не упрячешь, как ни старайся.

— Всегда отрадно видеть, как родители и дети мирятся после долгой ссоры, — с характерным старческими поскрипыванием в голосе, произнёс старец. — Но большинство предпочитают лишь следить издалека за чужими невзгодами, по большей части оставаясь безучастными к проблемам неродных людей.

Я вопросительно взглянула на Окуня, а он, свою очередь, обратил на меня взор своих светло-серых глаз.

— Я никак не могу знать, кем были твои родители, Звенислава, но должно отметить, что они воспитали в тебе должное человеколюбие, благородство и простую доброту, раз ты не пожалела сил, чтобы помирить отца и сына.

Слова старца звучали довольно пафосно и восторженно, чем заметно смутили меня и вызвали чувство неловкости.

— Будет тебе, волхв, — я чуть потупила взор. — Причём человеколюбие и, тем более, благородство?.. Мне просто было жаль Коцела и Вышебора — мучились из-за взаимного упрямства, а Азита металась между ними, беспомощная и несчастная из-за сострадания к обоим.

— Желание даже попытаться помочь чьему-то семейному счастью, чаще всего вызвано именно что человеколюбием, — рассудил Окунь и немного прокашлялся. — А скажи-как, Звенислава, что ты получила взамен за свои старания? Какую награду? Быть может золото и каменья? Или мгновенное прощение от Кресибора Крота? А может быть Вышебор подарил тебе какой-нибудь красивый платок или хотя бы угостил чем-то вкусным? Нет? А как насчёт хотя бы простых слов благодарности? Хоть кто-то — Коцел, Азита или Вышебор — выразил тебе благодарность?

— Да не нужна мне их благодарность, — тихо произнесла я и покачала головой. — Они помирились и счастливы. А мне этого вполне достаточно.

Окунь в ответ многозначительно усмехнулся и тихо хмыкнул.

«Чего он ко мне прицепился? — подумала я и посмотрела в сторону»

— И вот в этом проявляется твоё благородство — ты не ищешь награды или какой-то личной выгоды. А просто даришь добро, Звенислава.

— А ещё я жертвую чужими жизнями, чтобы спасти другие, в том числе и свою, — обернувшись к Окуню, немного едко ответила я. — Это вписывается в твою парадигму благородства и человеколюбия?

— Это вписывается в парадигму хладнокровной рациональности, — недолго думая, рассудительно ответил Окунь. — Я знаю про эту историю и… Лично я на твоём месте поступил бы также.

— Угу, пойди и скажи об этом Кресибору, — пробурчала я.

— Кресибор не так уж плох, как ты думаешь, — проговорил в ответ волхв-заклинатель.

— Неужели? — не сдержав доли язвительности, вкрадчиво переспросила я. — Ты знаешь какие о нём ходят слухи?

— Ведаю о том, — с тихими вздохом ответил Крот. — Но пока ещё Крот нужен этому миру и этим землям. Может быть он и не самый честный или праведный волхв— последователь, однако не будь его, и при сегодняшнем хаосе, что царит во многих царствах и княжествах, злодеяний и жертв было бы в несколько раз больше.

— Это лишь твоё предположение, Окунь, — суховато ответила я.

— Почему ты так думаешь? — с любопытством спросил старик.

— Потому что событие или ситуация, не подтверждённые практикой, могут рассматриваться только в виде некой теории.

— А ты не веришь в теорию?

— Верю, но только в ту, что подтверждается грамотным анализом, выводами и хоть какой-то, но практикой, — ответила я.

— Толковое суждение, — справа от меня на своём вороном коне выехал Святослав. — Вот только в таком образе мышления есть один серьёзный изъян.

— И какой же? — с вызовом спросила я.

— Для практики, анализа и прочего — нужен опыт, а для получения опыта требуется пережить ту или иную ситуацию, событие и действие. Пока этого не случится, ты можешь лишь гадать и высчитывать, что да как могло бы получится. Иногда это помогает, а иногда нет. Но знаешь, что? Теория или, как ты выразилась предположение, всегда даст тебе руководство к действию.

— И возможно ошибочное, — ехидно вставила я.

— Возможно, — легко согласился Святослав и посмотрел мне в глаза. — Но с этим руководством ты не совершишь самой фатальной ошибки.

— Какой же?

— Ты не будешь бездействовать.

* * *

Земля летела внизу под копытами моего коня. Порывы ледяного ветра рывками упирались мне в спину. Я чувствовала, как метель бросала мне на плечи горсти заледеневшего снега. Вместе с влажным стылым запахом холода, я, как и все, чувствовала вонь пожарища…

Совсем недалеко от меня, сквозь ночь и вой метели, позвучал раскатистый крик, который тут же сорвался на крик ярости, мучения и жажды мщения.

Вокруг меня грохотали копыта коней других всадников, я видела ближайшие фигуры воинов, овеваемых снежными, закручивающимися вихрями. Бурная вьюга поднимала стену снега, кружила рой снежинок перед мордами конец и над головами всадников. Мощные резкие порывы ветра поднимали и бросали из стороны в сторону алые плащи воинов гарнизона и клятвенников.

Изредка, сквозь ржание коней, приглушенные крики ратников и протяжные свистящие «песни» зимних ветров, я слышала, как позвякивает серебро в мешках, притороченных к седлу коня ближайшего воина. Это как раз был один из клятвенников, который, кстати, всё время старался держаться рядом со мной. Не знаю, было ли это совпадением или воитель просто выполнял волю Кресибора.

«Неужто очкосвин боится, что я попытаюсь сбежать? — недоумённо подумала я»

Нет, если бы не общая обстановка, попытаться конечно можно было бы… Но это была бы редкая глупость с моей стороны.

В ночном небе над нами представала гипнотически прекрасная, но при этом мрачная пляска оттенков тьмы и света, черноты и красно-желто-оранжевых сполохов бурного пламени.

Новый крик боли и злобы повторился за моей спиной. Я вздрогнула, не удержалась и обернулась, хотя знала, что не стоило…

Позади нас пылало поле овсянницы. Взращенное при помощи