„И надолго, на целую жизнь, не забываются подобные минуты“… „Могу сказать“, – замечал он в своём дневнике, – кто не бывал на высоких горах, тот не знает грандиозных красот природы!»

Его душа была переполнена романтическими нотами, и если бы Н. М. Пржевальский обладал в то время талантом поэта В. С. Высоцкого, то из-под его пера, вероятно, могли выйти, примерно следующие строки:

«Кто здесь не бывал, кто не рисковал —

Тот сам себя не испытал,

Пусть даже внизу он звезды хватал с небес:

Внизу не встретишь, как не тянись

За всю свою счастливую жизнь

Десятой доли таких красот и чудес!»

Утомительный переход через пустыни Алашань и Гоби. На родной земле

9 августа караван остановился на ночлег в двух вёрстах от знакомого уже города Даджина, на абсолютной высоте 6400 футов. Тяжёлое, подавляющее впечатление на путников произвела Ала-шаньская пустыня. День за днём встречались им одни и те же пейзажи, одна и та же мертвенность и запустение.

По этой пустыне путешественники шли в течении двух недель и 24 августа, сделав напрямик 283 версты, достигли хорошо им знакомого уже города Дынь-юань-ина. Тут заранее, навстречу каравану выехали посланцы от князя, в числе которых был его старый знакомый Мукдай, а ещё через несколько переходов повстречался казак Гармаев, отправленный весной вместе с коллекциями из Синина. Гармаев, в качестве подарка путникам, захватил с собой, целый вьюк превосходных арбузов и дынь, которыми путешественники с большим наслаждением по дороге полакомились.

Вспоминая о приёме, Пржевальский остался им не доволен по следующей причине: «В этот раз нашего пребывания в городе Дыньюань-ине, ала-шаньские князья произвели на меня неприятное, отталкивающее впечатление. Прежде, восемь лет тому назад, они были ещё юношами, хотя также испорченными. Теперь же, получив в свои руки власть, эти юноши преобразились в самодуров-деспотов, каковыми являются весьма многие азиатские правители»…

Утром, 2 сентября переформировав караван, путники выступили из Дынь-юань-ина. Эта часть пустыни, как и вся Гоби, была перенаселена. И если, население всей Монголии, заключающей в себе более 64000 кв. миль, насчитывало лишь до трёх или четырёх миллионов душ, то большему числу кочевников здесь просто негде и уместиться.

Мулы, ходившие летом на верховья Жёлтой реки, были уже непригодны для предстоящего пути и были проданы за бесценок местному вану, а взамен того у него же нанято было 22 верблюда до самой Урги вместе с шестью погонщиками, для наблюдения за которыми князья командировали Мукдая. Наконец к каравану они присоединили три верблюда-ветерана, последний остаток зайсанского снаряжения, которые хотя и порядком устали, но были пока в состоянии идти с небольшими вьюками.

И вот 19 октября за холмами на подступах к Урге, перед ними раскрылась широкая долина реки Толы, а за ней священный монгольский город Урга. Через два часа пути вдали замелькало красивое здание Русского консульства. Всё увиденное путешественниками: и быстрая река Тола, и справа на горе Хан-ула, чернеющий густой, нетронутый лес, все говорило о том, что близился конец 19-тимесячным трудам, различным тяготам, и лишениям их странствий на благо науки.

Близость родины чувствовалась уже недалеко. И вот наконец, в воротах знакомого дома, видны родные лица, слышится родная русская речь…

«Радушная встреча соотечественников, обоюдные расспросы, письма от друзей и родных, тёплая комната, взамен грязной, холодной юрты, разнообразные яства, чистое белье и платье – все это сразу настолько обновило нас, что прошлое, даже весьма недавнее, казалось грёзами обманчивого сна…»[254].

В Урге, местные русские купцы 1 гильдии, – чаеторговцы А. В. Швецов и М. А. Перевалов предоставили им тарантас и китайскую телегу – большой комфортный ящик на двух колёсах. Так что дальнейший путь они продолжили с удобствами. После пятидневного отдыха, смены износившейся одежды, верблюдов и лошадей, путники готовились продолжить путь в пограничную Кяхту.

25 октября путешественники тронулись на родину. Путь в Россию на этот раз был недолгим. На 4-й день 29 октября, вдали показались блестящие купола кяхтинских церквей, и путешественники со слезами на глазах приветствовали этот первый символ своей родины. Через несколько минут группа соотечественников, встретила героических путешественников, чтобы выразить им своё восхищение. Караван встретили пограничный комиссар и несколько кяхтинских купцов, проводившие их в город на приготовленную заранее квартиру, где они прожили более недели, окружённые заботливостью гостеприимных кяхтинцев.

Позже Пржевальский написал: «Если мне и выпала счастливая доля совершить удачно три путешествия по Центральной Азии, – то успеху этих путешествий, я обязан громко признать, обусловливался, в весьма высокой степени, смелостью, энергией и беззаветной преданностью своему делу моих спутников. Пусть же эти немногие строки будут, хотя слабым указанием на заслуги, оказанный русскими людьми делу науки, как равно в ничтожное выражение той глубокой признательности, которую я навсегда сохраню о своих бывших сотоварищах…»[255].

Так закончилось, третье для него по счету, путешествие в Центральной Азии. Подобно двум первым, оно представляет собой научную рекогносцировку посещённых местностей, но результаты его насыщены новыми открытиями в различных областях науки. В этом отношении третье путешествие в Центральную Азию оказалось одним из самых результативных. Общая протяжённость проделанного экспедицией пути составила 7660 км, и в основном по никем изведанным глухим районам. Большая часть пути нанесена глазомерной съёмкой, опирающейся на определяемые Пржевальским астрономические и гипсометрические пункты. В течение всего путешествия трижды в день проводились метеонаблюдения. Все собранные данные по ним явились основой для характеристики климата данного района Центральной Азии.

В Наньшане и Тибете были открыты неизвестные ранее науке хребты Гумбольдта, Риттера, Марко Поло и других путешественников. В третьей экспедиции Пржевальский наиболее далеко проник вглубь Внутреннего Тибета и находился уже на прямом пути в Лхасу не дойдя до неё всего лишь 250 вёрст.

Собранный багаж данных по этнографическим наблюдениям и рисункам Роборовского во вновь посещённых районах, стал большим подспорьем для дальнейшей работы учёных этнографов.

Многочисленные ботанические и зоологические образцы, собранные в пути, содержали оригинальные, неизвестные до того времени науке виды. К ним относились и шкуры, и черепа дикой лошади, дикого верблюда и медведя-пищухоеда.

Глава VII. Торжественные приёмы героев-путешественников. Новые планы

Истинному путешественнику, подобно герою сказок Шехеразады «Тысячи и одной ночи», Синбаду-мореходу, невозможно позабыть о своих странствованиях даже при самых лучших условиях дальнейшего существования.

(Н. М. Пржевальский. Из письма А. М. Лушникову)

Возвращение с триумфом в столицу

Восторженный приём. Награды

Отдохнув в Кяхте, Николай Михайлович 19 ноября посетив Пишпек, сделав там трёхдневную стоянку, 22 ноября прибыл в Верное.