же делать дальше? Почти все тело ныло от боли и полученных ранений, так что ни о поиске границ речи больше не шло. Да и зачем ему это без друзей? Зачем вообще что-то делать? Не лучше ли пойти умереть, как того и ожидал Стилет?

При мыслях об этом уроде руки парня непроизвольно дернулись, в попытке сжаться в кулаки. Дима с удивлением обнаружил как в сердце начала закипать не просто обида, а настоящая ярость. Это ни в какое сравнение ни шло с тем, что он испытывал раньше. С трудом выкинув Стилета из головы, парень принялся за работу.

Собрав по дому и вокруг него все, что может гореть Дима стаскал топливо внутрь землянки. Крыс вокруг хижины не было, но огромное количество помета и следов освежили в памяти вчерашнюю схватку. И напомнили, что расслабляться не стоит.

Закончив с дровами, Дима отыскал в очаге головешку, густо засыпанную пеплом. Благодаря этому головня до сих пор тлела и вскоре в землянке вновь затрещало пламя. Теперь пришла очередь трупов.

Остатки скамеек и дверь Дима уложил в подобие длинных погребальных костров. Поверх парень положил тела. Только у Пурги было подобие савана, но с этим ничего было не поделать. Слегка раскидав костер, чтобы головни попали в основание дровяных куч, парень облегченно вздохнул. Молча наблюдать за тем, как разгорается пламя ему показалось неправильным, и Дима неловко заговорил:

— Вы уж извините, что нормальных могил я рыть не стал. Скорее всего не успел бы. Может через пару дней сам от заражения крови помру… Жалко я не помню, как правильно покойников на тот свет провожать…

Замолчав, не в силах подобрать слова, парень вдруг вспомнил о фляге самогона, про которую по какой-то причине забыл ночью. Алкоголем можно было промыть раны и это было бы самым разумным его применением, но Дима, поддавшись моменту, поступил иначе. Немного отпив, парень прошелся вокруг все сильнее разгорающегося огня и плеснул немного алкоголя на лица друзей. Замерев перед телом Пурги, парень с трепетом откинул край савана. Дрожащими руками Дима аккуратно влил остатки напитка в ее губы и невольно замер в последний раз любуясь полюбившимся лицом.

Девушка была почти такой же, как и при жизни, разве что кожа стала куда бледнее, а щеки чуть запали. Глаза были прикрыты и можно было бы подумать, что Пурга просто спит, но кровь, запекшаяся на темных, кудрявых волосах, безжалостно твердила об обратном. Глубокий, ужасающий разрез на тонкой шее выглядел слишком пугающе, и Дима аккуратно поправил воротник девушки, прикрывая рану. Коснувшись ее кожи, парень невольно вздрогнул от того на сколько холодной та была.

Поддавшись порыву, Дима пробежал неловкими пальцами по щеке и кудрявым локонам Пурги, чувствуя, как в уголках глаз вновь выступили слезы. Почему-то собственная реакция разозлили парня. Неожиданно даже для самого себя Дима швырнул пустую флягу в жарко пылающее пламя и яростно прошептал, глядя на бледной лицо Пурги:

— Я убью эту суку!.. Собственными руками задушу! Вспорю брюхо этому уроду… ему и его гнидам-дружкам, а потом заставлю жрать внутренности друг друга! Эти ублюдки будут страдать за… за то, что сделали с вами! — гневно закончил парень, вскинув голову и обведя взглядом тела друзей, к которым уже подбиралось пламя.

В последний раз коснувшись лба девушки собственным лбом, горячим от все усиливающегося жара вокруг, Дима негромко добавил:

— Я возьму в руки оружие, как ты и хотела и убью этого урода, обещаю!

Глава 12

Выскочив из наполнившейся жаром и удушающим дымом землянки, парень тяжело закашлялся. Сквозь слезы, виной котором был не только дым, Дима бросил короткий взгляд вглубь хижины. Еще можно было различить тела, лежащие на ярко разгоревшихся кострах, и юноша заставил себя отвернуться. В глубине души хотелось ненадолго остановиться, побыть рядом с друзьями немного дольше. Но Дима не желал давать себе спуску и терять решимость, которая поселилась внутри него.

Чтобы отвлечься от дурных мыслей парень стал действовать последовательно. Пока было рано ставить грандиозные цели, строить планы мести и все в таком духе. Для начала неплохо бы забрать парочку бурдюков, спрятанных ниже по склону. А еще снова разжиться оружием. Убийцы сохранили парню жизнь, но вот копье забрать не побрезговали. Но взглянув на ладони Дима решил не спешить с поиском оружия. Кое-как орудовать пальцами он мог, но вот сжимать кисть в кулак было очень больно. Пока гонял крыс, в крови кипел адреналин и до ран не было дела, зато сейчас тело чуть ли не разрывало на куски – Диме наконец-то понял, что значит выражение «и живого места не осталось.»

По дороге к ручью парень забрал бурдюки и опорожнил их все, за исключением двух. Остальные перекочевали в тощую сумку за плечами – пригодятся для бартера. Если Дима вообще дойдет до людей.

У воды парень разделся, размотал бинты и принялся медленно, постоянно ежась от холода, промывать раны. Шею и мелкие ссадины хорошенько прополоскал из бурдюка – так было удобнее, а затем отстирал бинты. Кое-как отжав тряпки, снова замотал шею и наконец приступил к ладоням, которые беспокоили Диму сильнее всего.

Стоило прикоснуться к ранам на руках и тупая, ноющая боль, преследовавшая парня с самого пробуждения, сменилась ее острой, тянущей сестрой. Застонав сквозь зубы, Дима засунул ладони в ручей, чтобы хоть немного облегчить свои страдания. Чуть подождал, по бултыхал руками в струях воды, снова подождал. И лишь затем, когда пальцы на руках начали коченеть от холода, наконец-то аккуратно начал протирать раны краем бинта.

Кое-как закончив с лечением, парень снова замотал ладони и, дрожа от холода, похромал к во всю горящей землянке. Было бы глупо отправляться в путь сырым и продрогшим – так и до воспаления легких недолго.