желание нужно сублимировать. Потому что если кто-то находится на таком низком уровне интеллектуального развития, то лучше эту сексуальную энергию перенаправить в физическую или творческую активность. Но чем ниже интеллектуальный уровень, тем сложнее сублимировать, потому что сублимация связана с осознанным выбором, перенаправлением своего внимания в несексуализированные области, выбор альтернативной активности. Это нельзя навязать, этот процесс является индивидуальным выбором.

Четвертый стереотип: у людей с интеллектуальной недееспособностью чаще проявляются парафилии, известные под названием «девиации»[59]. Но при этом мы никогда не знаем: данное поведение – например, прикосновение к стопам воспитателя, даже к ребенку – это сексуальная преференция человека или принятое от окружения и им поощряемое поведение. Встречаются пациенты, которые используют для стимуляции конкретные предметы: кто-то надевает несколько пар трусов и сквозь них касается пениса. Вопрос: эти трусы или стопы воспитателя – фетиши, присутствие которых необходимо для возбуждения и получения удовольствия, или просто эффект закрепления такого способа стимуляции, так как это просто сенсорно приятно? А может, если бы у человека был шанс на удовлетворительный сексуальный контакт с другим человеком, описанное поведение исчезло бы?

То же самое касается сексуальной ориентации – случается, что человек входит в контакт с представителем того же пола, и это может происходить от того, что он живет в заведении социальной помощи среди сотни других мужчин и у него нет шансов на близость с женщиной. Хотя, конечно, люди с интеллектуальной недееспособностью могут иметь гомосексуальную или бисексуальную ориентацию. Я однажды встретила женщину с синдромом Дауна, которая была лесбиянкой, но не понимала, что с ней. Она говорила: «Я хотела бы жить с подругой, спать с ней в одной постели, целоваться с ней, влюбиться. Но я не другая!»

Также ко мне попадают люди с интеллектуальной недееспособностью и половой дисфорией[60]. Насколько же сложно помочь такой группе! Клинические проявления списывают на инвалидность, и в случае с более глубоким уровнем инвалидности у этих людей отсутствует шанс коррекции пола.

Наконец, пятый стереотип: если кто-то не сообщает о своих потребностях, значит, их нет. Я работаю с людьми, которые не говорят, например, с тетраплегией[61], иногда без возможности направленного движения рук. Если им не дать альтернативную систему коммуникации в виде пиктограмм или других символов, у них никогда не будет шанса получить знания на эту тему.

– О ЧЕМ ВАС СПРАШИВАЮТ?

– Один мужчина недавно спрашивал, что может доставить женщине удовольствие. Единственное движение, которое он может сделать, – это движение глазным яблоком и языком. Я передала ему свои знания, и мы разговаривали о его возможностях в области сексуальных отношений. Но иногда это встречается с негативной социальной оценкой: «Вы их сексуализируете!» Я отвечаю, что у этого мужчины есть право на полноценное знание, после чего мне говорят: «Он ведь никогда в жизни его не использует». Мы не знаем, может, и использует.

– НО ДАЖЕ ЕСЛИ НЕТ, ПОЧЕМУ ОН НЕ ДОЛЖЕН ОБ ЭТОМ ЗНАТЬ?

– Вот именно. У каждого есть право на сексуальное образование. Бывает, что мои пациенты, у которых также есть ограничения подвижности, спрашивают, как выглядят мужчина или женщина. Или в какую позу лечь, чтобы получить удовольствие, когда все конечности лишены подвижности и невозможно прикоснуться к гениталиям. Иногда я работаю вместе с физиотерапевтом, чтобы определить подходящую позу.

– ВЫ ГОВОРИТЕ О ТОМ, КАКОЙ ИХ СЕКСУАЛЬНОСТЬ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ. А КАКОЙ ОНА ЯВЛЯЕТСЯ?

– Часто – нереализованной. И контролируемой. Хотя я понимаю, что и сама одна из тех, кто определенным образом вводит этот контроль. Но при этом я вижу, что иногда нужно даже говорить о гиперконтроле, следующем из страха и бессилия опекунов или родителей, которые, в свою очередь, появляются из-за системных и ментальных ограничений.

Когда я говорю о ментальных ограничениях, то вспоминаю некоторых специалистов, приглашающих меня к себе в центры с ожиданиями: «Мы хотим поговорить о проблеме сексуальности людей с инвалидностью».

– НУ ДА, ДЛЯ НИХ ЭТО ПРОБЛЕМА.

– То, что выходит на первый план, – это как решать проблемы, а не как поддерживать людей. Потому что, когда говорят о сексуальности этой группы, идет дискуссия о периоде созревания, а не о том, как поддерживать с самого раннего возраста не только детей, но и их родителей, чтобы потом они хотели с нами сотрудничать. Я за родителей горой, потому что знаю, что вину за подход к сексуальности их детей в определенном смысле несут специалисты, которые недостаточно их поддерживали, когда дети были маленькие. Никто не познакомил их с естественными и неизбежными вещами, поэтому они боятся. А страх разрастается по мере развития и взросления ребенка, особенно если проблемы усиливаются. Это понятно. Поэтому, когда я слышу от специалистов претензии к родителям, что те избегают темы и с ними сложно сотрудничать, я обычно говорю: «Мы выбрали эту профессию, и мы берем на себя тяжесть коммуникации. Родителей поставили перед фактом, им нужно с этим как-то жить. Это не был их выбор. Хотим ли мы поменяться с ними местами?»

Бывает, что родителям также нужно справиться с моральными или религиозными дилеммами на темы, связанные с мастурбацией, контрацепцией, сексуальной ориентацией или сексом вне брака, ведь большинство людей с интеллектуальной недееспособностью не смогут вступить в церковный брак. И с гражданским тоже бывает много проблем – согласие может дать только суд, если у представителя опеки есть сомнения в полной осознанности будущих супругов. Это регулируется статьей 12 параграфом 1 Семейного кодекса, который гласит, что «человек с психическим заболеванием или нарушением интеллектуального развития не может вступать в брак. Однако[62], если состояние здоровья или интеллекта такого человека не угрожает браку и здоровью будущего потомства или если этот человек не был признан полностью недееспособным, то суд может позволить заключить брак».

Но существуют ли какие-либо однозначные объективные критерии, позволяющие определить, подходит ли человек для брака? И гарантирует ли интеллектуальное развитие готовность принять настолько ответственное решение? Эта дилемма не только юридического, но и морального характера. Несомненно, институт поддерживаемого брака помог бы парам, желающим жить вместе, решил бы многие проблемы.

– В КНИГЕ МАЛГОЖАТЫ КОСЦЕЛЬСКОЙ «НЕЖЕЛАННАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ» ЕСТЬ СЛОВА О ТОМ, ЧТО, КОГДА РОЖДАЕТСЯ НЕДЕЕСПОСОБНЫЙ РЕБЕНОК, ПОЛ ОТХОДИТ НА ВТОРОЙ ПЛАН. ВСЕ ЗАНИМАЮТСЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НЕДЕЕСПОСОБНОСТЬЮ.

– К счастью,