Если ты сам с ней встречался, почему сказал, что с ней случился Грэйсон?

– Телефон не урони, – велел Джеймсон. – А я постараюсь не уронить тебя.

Он крепко держал меня за бедра. А я висела лицом, точнее, всей верхней половиной тела, внизу, просунув ноги меж балясин. Если Джеймсон меня не удержит, быть беде.

«Веселый висяк» – мама наверняка окрестила бы эту игру как-нибудь так.

Джеймсон встал поудобнее, чтобы сподручнее было меня держать. Наши колени соприкасались. Он держал меня своими руками. Никогда еще на моей памяти я не чувствовала собственное тело так отчетливо и остро, как теперь.

Не чувствуй. Просто смотри. Я направила луч фонарика на нижнюю часть моста. Джеймсон держал меня крепко.

– Видно что-нибудь?

– Тени, – отозвалась я. – Какие-то водоросли. – Я пошевелилась, немного выгнув спину. Кровь прилила к голове. – С нижней стороны мост обит не теми же досками, что сверху, а другими, – заметила я. – Тут минимум два слоя дерева, – сообщила я и пересчитала дощечки. Двадцать одна. Еще несколько секунд я разглядывала место стыка деревянного настила и берега, а потом крикнула: – Джеймсон, тут ничего особенного. Вытаскивай меня.

* * *

Снизу мост был обит двадцатью одной дощечкой, ровно столько же их было и сверху, если верить подсчетам, которые я тут же произвела. Все совпадало. Ничто не выбивалось из общей картины. Джеймсон расхаживал от края моста до края, а я предпочла спокойно постоять в сторонке.

Точнее, не слишком спокойно, учитывая, что я не сводила с него глаз. Он приковывал к себе взгляд этой своей неописуемой энергией, невообразимой грациозностью.

– Поздно уже, – заметила я, с трудом отведя от него взгляд.

– Ты только заметила, что ли? – спросил Джеймсон. – Если бы тебе было суждено превратиться в тыкву, это давно бы уже случилось, Золушка.

Что ни день, то новое прозвище. Я постаралась не придавать значения – тем более что непонятно было, что он в него вкладывал.

– Нам завтра в школу, – напомнила я.

– Может, и так. – Джеймсон добрался до конца моста, развернулся и зашагал обратно. – А может, и нет. Можно играть по чужим правилам – а можно самому их придумывать. И лично я для себя давно решил, что мне больше по душе, Наследница.

И что было по душе Эмили. Не думать об этом у меня не получалось. Я постаралась сосредоточиться на моменте, на загадке, которую мы пытались разгадать. Мост скрипнул. Джеймсон зашагал дальше. Я прогнала из головы все лишние мысли. Мост скрипнул снова.

– Погоди-ка. – Я склонила голову набок. – А ну-ка стой. – К моему удивлению, Джеймсон повиновался. – А теперь медленно ступай назад, – велела я и прислушалась. Вскоре скрип повторился.

– Скрипит одна и та же доска! – Мы с Джеймсоном пришли к этому выводу одновременно. Он опустился на корточки, чтобы получше ее рассмотреть. Я последовала его примеру. С виду она ничем не отличалась от остальных. Я пробежала по ней пальцами, надеясь что-нибудь нащупать – сама еще не зная что.

Джеймсон делал то же самое. Его ладонь накрыла мою. Постаравшись изгнать из себя все чувства, я ждала, пока он отдернет руку, но этого не случилось. Его пальцы скользнули меж моих и переплелись с ними.

А потом он нажал на доску.

И я тоже.

Дерево вновь скрипнуло. Я наклонилась ниже, но тут Джеймсон начал медленно поворачивать наши ладони.

– Доска движется! – я взглянула на него. – Но совсем чуть-чуть.

– Этого мало. – Он неспешно убрал свою ладонь – теплую и легкую, как перышко, – с моей. – Надо найти замок, который не дает всей доске повернуться, и сдвинуть его.

Наконец, мы нашли на дощечках – на самом стыке с балясинами – маленькие выступы. Джеймсон опустился на корточки у того, что был с левого края. Я же – у правого. Мы одновременно нажали на выступы. Послышался щелчок. Затем мы вернулись на середину доски и снова попробовали ее сдвинуть. На этот раз это оказалось куда легче сделать. Мы вместе повернули ее, пока нижняя сторона не оказалась сверху.

Я посветила на дощечку фонариком. Джеймсон тоже достал телефон и подбавил света. На дереве был выгравирован символ.

– Бесконечность, – проговорил Джеймсон, обводя рисунок кончиком пальца.

Я склонила голову набок и посмотрела на символ более прагматичным взглядом.

– Или восьмерка.

Утро наступило слишком быстро. Громадным усилием воли мне удалось выбраться из постели и одеться. Соблазн не делать сегодня ни макияжа, ни прически был слишком велик, но мне вспомнились слова Ксандра о том, что если сам не расскажешь свою историю, это обязательно сделает кто-нибудь другой.

А мне, после того, что я вчера устроила перед журналистами, нельзя было показывать слабину ни в чем.

Только я закончила наносить на себя, как я сама ее окрестила, «боевую раскраску», как раздался стук в дверь. Я открыла. На пороге стояла девушка, про которую Алиса как-то сказала, что она «из нэшевских». В руках служанка держала поднос с завтраком. После того первого утра в Доме Хоторнов миссис Лафлин еще ни разу не снаряжала ко мне горничных.

Интересно, чем я сегодня заслужила такое внимание.

– У нас в доме по вторникам всегда генеральная уборка, – сообщила девушка, поставив поднос на столик. – Если вы не против, я начну с ванной.

– Хорошо, одну минутку, я полотенце повешу, – сказала я, и она уставилась на меня, точно я пригрозила, что сейчас буду прямо перед ней заниматься йогой в чем мать родила.

– Можете его прямо на полу оставить. Мы все равно все постираем.

Было в этом что-то жутко неправильное.

– Я Эйвери, – представилась я, хотя горничная наверняка и без того прекрасно знала мое имя. – А вас как зовут?

– Мелли, – сухо сообщила та.

– Спасибо вам, Мелли, – сказала я, и девушка изумленно на меня уставилась. – За вашу помощь.

Мне вспомнилось, что Тобиас Хоторн не любил чужаков и старался по возможности не допускать их в дом. И все же каждый вторник тут затевалась масштабная уборка, для которой нужен был большой штат прислуги. Хотя это неудивительно. Странно было то, что уборка происходила лишь раз в неделю, а не каждый день. И все же…

Я поспешила по коридору в комнату к Либби – кроме нее, никто больше не разделил бы моего смущения и озадаченности. Я легонько постучала в дверь на случай, если сестра еще спит – и та слегка приоткрылась, – но этой небольшой щели оказалось достаточно, чтобы я увидела кресло, придвинутое к оттоманке, и мужчину, устроившегося на них.

Длинные ноги Нэша Хоторна, обутые в сапоги, вытянулись по оттоманке. Лицо скрывала ковбойская шляпа. Он крепко спал.