Картер выдыхает.

– Жаль это слышать. – Неискренний вздох разочарования звучит так, словно он ожидал, что я буду бесполезна в выслеживании преступника.

– Вы его все еще ищете?

Картер кивает.

– Конечно. Не волнуйтесь, Поппи, мы его найдем.

Поппи? Когда это мы начали общаться по имени?

– Удачи, – говорю я также снисходительно.

– Спасибо. Я обязательно дам вам знать, как только появится новая информация. – Я не раскланиваюсь и не благодарю за любезность, и он вдруг спрашивает: – Кстати, как продвигается книга?

Я впадаю в ступор от внезапной смены темы и тона.

– Да вроде ничего.

Детектив делает паузу, явно желая по какой-то причине получить дополнительную информацию. Когда я не предлагаю ничего другого, он добавляет:

– Рад слышать. Я бы с удовольствием прочел ее на досуге. Как она называется?

– «Любовь в Грейт-Фоллз». Я работаю над продолжением, к которому, наверное, стоит вернуться… – Я прерываюсь, внезапно почувствовав дискомфорт от этого разговора. Я не могу решить, то ли детектив Картер флиртует… то ли это все еще беседа о похищенном имуществе.

Это уже слишком. К тому же, мне нужно переварить полученную информацию.

Потому что я влюбилась… не в мелкого воришку, а в похитителя произведений искусства… который все это время мне лгал.

Картер, кажется, готов оставить все как есть. На какое-то время.

– Конечно. Я понимаю. Буду на связи.

Я медленно киваю.

– До свидания, детектив Картер, – заикаясь, произношу я, стараясь не выдавать своего волнения.

Однако, вернувшись в дом, я чертовски пугаюсь. Что, если они поймут, что это Коннор украл мой ноутбук и картину? Что, если они выследят его? Что, если они поймут, что мы встречаемся… и говорим людям, что помолвлены? Они подумают, что я в этом замешана. Особенно после того, как я соврала полиции, будто не видела его.

– Сукин сын, что мне теперь делать? – шепчу я, заглядывая в глазок, чтобы убедиться в отсутствии детектива. – Блин, блин, блин!

Я начинаю вышагивать по гостиной, отчего просыпаются Орешек и Сок. Они обеспокоенно смотрят на меня, вероятно, гадая, какого черта их мамочка сходит с ума. Это они должны бегать кругами, а не я.

– Что мне делать? – спрашиваю я их, но Орешек только зевает и ложится обратно. – Спасибо за игнор, пушистый маленький монстр!

Сок слезает с дивана и подходит, чтобы лизнуть мою ногу. Мне щекотно, и когда я шевелю пальцами, Сок думает, что я играю, хотя это не игра.

Я снова начинаю вышагивать, паника нарастает, а мысли кружатся в голове быстрее, чем корова в торнадо.

Что, черт возьми, мне делать?

Глава 21

Я провел всевозможные исследования в Интернете, и теперь пришло время воочию взглянуть на свою цель.

Я немного подкорректировал черты лица, как обычно делаю. Сначала вставил цветные линзы, чтобы глаза стали карими, а затем спрятал их за парой дизайнерских, немного вульгарных очков. Небольшая вставка между десной и верхней губой придала лицу едва заметную пухлость, а серьга в левом ухе будет отвлекать внимание от остального. Все это идет в сочетании с черным костюмом с фиолетовым галстуком в полоску. Теперь я выгляжу совсем по-другому.

Я выгляжу… броско и дорого. Но в то же время так, будто мне самое место в аукционном доме, словно я там хозяин или хотя бы личный помощник богача.

За стойкой администратора сидит за компьютером женщина и что-то рассеянно печатает – явный признак, что сейчас она не получает удовольствия от работы. Остальная часть помещения пуста, как и планировалось.

– Я могу чем-то помочь? – спрашивает женщина скучающим голосом, не отрываясь от экрана.

Я прочищаю горло, готовясь к отработанному годами акценту. У меня их три, но этот идеально подходит для данной ситуации – слегка британский, но достаточно близкий к американскому.

– Да, благодарю. Я представляю потенциального покупателя нескольких произведений, выставленных на аукцион. Меня послали осмотреть и проверить подлинность предметов, которые его… – Я опускаю подбородок, как будто оговорился, и добавляю: – Ее… интересуют.

Брови женщины приподнимаются, она смотрит на меня, внезапно настороженная и внимательная – на что я и рассчитывал.

– У вас назначена встреча? – Она прекрасно знает, что нет, однако охотно вступает в игру.

– Мой работодатель не из тех, кто афиширует свой интерес: это плохо сказывается на цене покупки. Уверен, вы понимаете. – Я потираю рукой подбородок, изображая очаровательную улыбку и обнажая дорогие часы. Ее воспоминания должны быть сосредоточены вокруг блеска и шика, а не вокруг личности мужчины в костюме.

Женщина колеблется, и это понятно, ведь она работает с широким спектром дорогих товаров. Однако она также связана с богатыми, а иногда и эксцентричными покупателями. И их представителями.

Когда она все же выдерживает паузу, я лезу во внутренний карман и достаю небольшой конверт, который медленно кладу на стол. В нем явно что-то есть, судя по едва заметной толщине. Женщина внимательно смотрит на конверт, ее брови поднимаются, а затем опускаются.

– Ну, если только одним глазком?

– Именно, – соглашаюсь я, поправляя пиджак. Вообще-то, я немного сутулюсь, но, опять же, я научился делать это так, чтобы выглядело естественно.

Я следую за женщиной по коридору, определяя слабые места помещения. Я уже многое знаю о безопасности объекта, но сейчас перепроверяю данные о системе сигнализации и сканере пропусков, пока моя провожатая прикладывает удостоверение к массивной черной панели с небольшим названием компании, выгравированным в верхней части. Система безопасности здесь первоклассная, как, впрочем, и спринклерная – возможности для ложной пожарной тревоги здесь нет, да и внутрь без пропуска – либо украденного, либо воспроизведенного – не попадешь.

Пока что их единственный и очевидный изъян – это женщина, подпустившая совершенно незнакомого человека к товарам с предстоящего аукциона. Что ж, на этот раз отвлечь толпу и похитить произведение искусства точно не получится: у них камеры натыканы в каждом помещении и даже в коридоре. Надеюсь, поддельные очки помогут замаскировать мою внешность. В качестве дополнительного бонуса в них встроена маленькая камера за стразом – у меня будет возможность просмотреть запись кадр за кадром.

Женщина снова сканирует идентификационный бейдж, а потом открывает дверь в большое складское помещение. Столы здесь длинные, расставлены по секциям и заполнены сокровищами. Более слабый человек начал бы набивать карманы, а после убежал бы прочь. Но я никогда так не делал – не в моем стиле.

– Какие предметы вы хотите посмотреть? – уточняет женщина деловито, но нервно. – Нужно торопиться: сотрудники скоро вернутся с обеда.

– Меня интересуют три вещи. – Я говорю ей названия, и она подводит меня к первой картине.

Картина драматическая: корабль викингов с рваными парусами в бурном море на фоне грозовых туч. Я достаю из кармана лупу и наклоняюсь, чтобы рассмотреть подпись.

Женщина рассказывает о произведении, как настоящий искусный продавец, но эту информацию я знаю и без нее. После быстрого, но тщательного осмотра мазков, рамы и небольшого скола по боковому краю я киваю.

Женщина улыбается и торопит меня подойти ко второй работе. И хотя я пришел не за ней, она удачно расположена рядом с предметом моего любопытства. Пока женщина рассказывает подробности о японском искусстве, я сужаю глаза, поглядывая мимо на каменную женскую фигурку в деревенском стиле.

Она удивительно прочная; ее вес заметен по выпуклым изгибам камня. В остальном она маленькая, размером примерно с предплечье, и примитивная по дизайну. Пристально вглядываясь, я убеждаюсь, что это именно та скульптура, которая мне нужна, и отмечаю ее самую уникальную особенность – хорошо задокументированную трещину на левой руке, которая отломилась лет четыреста назад.

– Последняя? – спрашиваю я, выпрямляясь. Я хочу отвести от себя все подозрения, когда буду красть каменную фигурку. Вот почему я рассматриваю три шедевра и стараюсь не показать, что знаю о том, который меня действительно интересует.

Я – призрак на ветру, не вызывающий ни подозрений, ни даже сомнений.

Беспокойство женщины нарастает, судя по тому, как она закусывает губу. Что это – время поджимает или совесть заговорила?

– Нужно торопиться.

Я киваю, и она ведет меня к третьей картине. Я бегло осматриваю ее, особо не интересуясь, но тут меня кое-что привлекает в слоях краски. Я смотрю еще раз в другом месте, потом еще. Растрескивание – неправильный процесс: этому изделию следовало бы состариться с трещинами, образовавшимися по принципу паутины, и они есть, но слишком выражены в одних местах и почти не видны в других. Возможно, потому что картину хранили в помещениях без климат-контроля, что странно, ведь она находилась в частной коллекции на протяжении нескольких поколений и за ней должны были тщательно ухаживать.

Мне нужно провести более глубокую экспертизу, но я уверен, что это подделка. То, что она выставлена на продажу авторитетным аукционным домом, говорит мне о том, что этот факт неизвестен, и я невольно задумываюсь, как давно не существует оригинала. Насколько я знаю, подделка могла передаваться из поколения в поколение или даже больше. Или это может быть новая вариация семьи,