хотят есть! И вообще, что-то я не припомню, когда ты платил мне последний раз!

Бенарий оседлал любимого конька, и Наврус сморщился, предчувствуя что быстро это не закончится. Он приподнялся и, сбросив плащ, спустил на пол голые волосатые ноги.

— Хватит уже. Дай мне лучше воды! — Залив в себя полкувшина, он поднял взгляд на застывшего рядом Никоса. — Ладно, давай говори, что там за новости?

Спрятав довольную ухмылку, Бенарий взял со стола мятый кусочек бумаги и подал Наврусу.

— Вот, он пишет, что Император дал два часа Агриппе на усмирение варваров без насилия и без денег.

— А что там с варварами?

Глаза у Навруса закрылись, и он попытался вновь завалиться на бок, но Никос, ухватив его за край далматики, не позволил.

— Варвары требуют денег!

Веки бывшего стратилата дернулись, открыв мутные, в красных прожилках глаза.

— Все хотят денег! Они такие же, как и ты, старый плут. Только я-то здесь при чем?

— Ты разберись! — Палец слуги ткнул в записку. — Разве ты не видишь? Здесь между каждой строки написано: Агриппа не справится, а если ты угомонишь дикарей, то у тебя появится шанс вернуться на пост главнокомандующего.

Впервые за время разговора в глазах Навруса промелькнул отблеск трезвой мысли, и, поднявшись на ноги, он нетвердой походкой подошел к столу. Разгребая рукой скопившиеся за три дня запоя бумаги, Фесалиец взглянул на Никоса:

— Ты знаешь первопричину? Почему они всполошились именно сейчас?

Слуга отрицательно покачал головой, и Наврус тяжело вздохнул.

— Ничего-то ты не знаешь — никакой пользы от тебя! Тогда хоть вина принеси!

Возмущенно ворча, Никос пошел к стоящему в углу шатра бочонку, а Наврус, плюхнувшись в кресло, начал просматривать донесения своих осведомителей.

Жизнь во дворце научила Навруса, что информация — грозное оружие, стоящая дороже золота, и в своей последующей жизни он не жалел на нее денег. Знания о том, чем дышит и о чем шепчется твоя армия, оказались не менее важными, чем знания об армии противника. У него были стукачи в каждом легионе, в каждой схоле и в каждой варварской сотне. Все они стоили ему целое состояние, но иногда — в такой день, как сегодня — это окупалось сторицей.

Жадно хлебнув из серебряного кубка, Фесалиец задумался. Из донесений выходило, что некий варварский сотник добивался приема у Агриппы, затем был поминальный пир у вендов, а с утра начался этот набат. Помня, сколько он обещал заплатить вендам за вылазку, связать концы с концами не составило труда. Он напрягся, пытаясь вспомнить, как звали командира вендов, и в похмельной голове всплыло имя — Лава Быстрый.

Наврус пристально посмотрел на Никоса.

— Сколько у меня осталось моих личных средств?

— Всего?

Слуга, казначей и советник в одном лице задумался, подсчитывая, и ответил вопросом:

— В какой срок?

Наврус недовольно заерзал в кресле.

— Ты же читал записку. Там ясно сказано: в ближайшие два часа. Час, как минимум, уже прошел — значит, деньги нужны прямо сейчас.

— Тогда полторы тысячи динаров серебром и пять тысяч в золоте.

— Мало! — Пальцы Навруса забарабанили по столу. — Сколько мы можем занять?

Ответом ему была скептическая мина старого Никоса.

— Стратилату Наврусу дали бы столько, сколько бы он запросил, а Наврусу, сидящему под арестом, не дадут ничего.

Сжав ноющие виски ладонями, Фесалиец замер, уставившись куда-то в угол шатра. Голова гудела, как медный колокол, отказываясь думать, но он не сдавался, пытаясь найти выход. Что-то подсказывало ему, что выход есть, и совсем рядом — надо только напрячься и пошевелить мозгами. Несколько минут он сидел в этой позе безвыходного отчаяния, но вдруг его помятое лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Немедленно обменяй все золото на серебряные динары!

Лицо Никоса искривилось в недовольной гримасе.

— При такой спешке эти шакалы обдерут нас как липку.

— Плевать, сейчас это уже не важно! — Загоревшись идеей, Наврус аж посвежел лицом. — Потом сделай так: пятьсот динаров отсчитай вендам, остальное серебро раздели на четыре части, а еще четыре мешка набей камнями, лишь присыпав сверху серебряными монетами, чтобы они выглядели и весили, как мешки с жалованием за полгода.

Никос завис над столом, разглядывая своего хозяина и пытаясь проникнуться его замыслом. В его глазах появилась почти отеческая забота.

— Надеюсь, вы понимаете, что после этого вы останетесь ни с чем? Нищим!

Наврус лишь махнул рукой:

— Если я верну себе пост стратилата, то и деньги вернутся. А если нет, то мертвым деньги ни к чему! — Помолчав и подумав, он добавил: — Через наших людей немедленно запусти слух, что, мол, осадные орудия уже видели на перевале.

Старый слуга все еще стоял неподвижно, просчитывая в уме услышанное, а Наврус уже вскочил на ноги.

— Что ты стоишь? — У него даже прорезался голос. — Давай живо, время не ждет!

* * *

Небольшое свободное пространство у реки между лагерями герулов и фаргов было забито варварами. Посредине, под охраной четырех легионеров стояла повозка, груженная мешками, а за ней возвышались носилки Навруса и пышные султаны его свиты. Вожди варваров стояли впереди своих людей и, изображая степенность и достоинство, старались не пялиться на роскошные одежды и оружие свиты бывшего стратилата.

Наврус, выцепив взглядом Лаву, сделал тому знак подойти.

— Ты и твои люди, венд, храбро сражались, и я скорблю вместе со всеми о них! Я не могу вернуть их тебе, и все, что в моих силах, — выполнить обещание и вознаградить вас за героические свершения!

Он махнул рукой, и Никос, взяв из рук легионера увесистый мешочек, передал его Наврусу. Старик нес его специально долго, у всех на виду, чтобы каждый в толпе мог оценить вес и размер мешка. Перед тем как вручить его венду, Наврус запустил туда ладонь и, вытащив горсть серебряных монет, показушно пересыпал их обратно.

Его голос сегодня, в отличие от обычной манеры, был громким и торжественным.

— Император никогда не жалеет серебра на вознаграждение достойных!

Мешочек перекочевал в руки Лавы под прицелом тысячи глаз, а легионеры уже снимали другие мешки и раскладывали их на четыре кучи.

Подняв руку, Наврус призвал радостно загомонившую толпу к тишине.

— Теперь что касается остальных! — После этих слов мгновенно все замолчали, и Фесалиец обвел пристальным взглядом лица вождей. Его палец ткнул в лежащие на земле мешки. — Здесь ваше жалование за