Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Акси поблизости не было, его вообще никто не видел с самого утра — с того момента, как они ударили по рукам с капитаном судна. Мера старался не показывать виду, но внутри у него все ходило ходуном. За годы, проведенные с Акси, он, конечно, привык, что тот ничего не делает просто так и все просчитывает наперед, но в этот раз было особенно волнительно — слишком уж много стояло на кону.
План вроде бы был ясен, Акциний уже не раз втолковывал им детали. «Все должно быть естественно, — говорил он, — словно мы действительно хотим загрузить судно и по-тихому отплыть на север. У Шепелявого в доках полно людей, и он не должен ничего заподозрить. Он должен быть абсолютно уверен, что нас только трое и мы пытаемся сбежать с большими деньгами, — только тогда он придет не со всей своей бандой, а только с самыми доверенными людьми. Пи́но паталогически жаден и не захочет светить перед всеми такой жирный куш, а абсолютно верных людей много не бывает! Сколько их у него? Может, пять. Может, шесть. С таким количеством мы справимся, если на нашей стороне будет внезапность. Это наш единственный шанс покончить одним ударом не только с Шепелявым, но и с его ближайшими приспешниками!»
Посмотрев на солнце, Мера поднял руку и гаркнул:
— Шабаш, перерыв!
Когда работяги расползлись в тень, он выразительно взглянул на друга и, сойдя с судна, двинулся по тропе вдоль причала. Клешня, посмотрев в удаляющуюся спину и выждав пару минут, поднялся и зашагал вслед.
Пока его ребята потели от переживаний, Акциний шел в контору императорской таможни, прокручивая в очередной раз детали плана. С того самого момента, как он принял предложение Странника, он не переставал думал об этом. Чтобы взять власть в банде, мало просто убить ее главаря — надо убить его так, чтобы никому из оставшихся головорезов даже в голову не пришло оспорить его право. Как это сделать? Пи́но хитер и осторожен, весь район напичкан его осведомителями, так что подстеречь его тайно не удастся, да и вряд ли такое убийство произведет впечатление на банду. Значит, надо действовать в открытую! Быстро и нагло!
Акси мог долго раздумывать и готовиться, но действовал он всегда, как хирург на операции, — уверенно и решительно. Войдя в город под вечер, он тайно арендовал склад в порту, и всю прошлую ночь его ребята сколачивали деревянные ящики. Собрали двадцать девять набитых камнями тяжелых «гробов», и с самого утра игра пошла уже у всех на глазах. Аккуратно засветившись, они зафрахтовали судно и начали погрузку, создав полную видимость, что Акси Добряк, нахапав где-то несметное количество золотишка, хочет как можно быстрее свалить.
Акциний не сомневался, что Шепелявый уже все знает и сейчас ломает голову, что же в этих ящиках. Чтобы все было как по-настоящему, он шел сейчас на таможню оформлять груз. Его расчет строился на известной всем любви Шепелявого к садисткой театральщине: тому всегда требовалось не просто убить своего врага, а непременно поиздеваться перед этим, появиться эффектно, когда его не ждут, и насладиться ужасом в глазах жертвы.
«Если он еще не поверил в нашу легенду, — считал Акциний, — то посещение таможни его убедит окончательно, и он встретит меня либо сейчас, либо на дороге обратно к судну».
— А там уж, как решит судьба! — Акциний не заметил, что, вздохнув, произнес это вслух.
Длинное кирпичное строение с зарешеченными окнами было главным зданием императорской таможни в порту Царского Города. Сюда стекались владельцы всего товара в городе, который либо стремился покинуть пределы империи, либо, наоборот, попасть на рынок.
Толкнув входную дверь, Наксос непроизвольно скривился от дохнувшего в лицо жара и спертого воздуха. Все небольшое помещение было забито народом: люди сидели на лавках, стояли в проходах, и все со стойкостью обреченных боролись с духотой, бесчисленным роем мух и смрадом потных человеческих тел. Постояв в толчее, Акси, вздохнув, подумал: «Если это последние минуты моей жизни, то с такой жизнью и расставаться не жалко!»
Заняв очередь, он вышел во двор и, присев на корточки у стены, настроился на долгое ожидание. Но заскучать ему не дали. Очень скоро рядом опустился человек, которого Акси хорошо знал.
Голд, правая рука Пи́но Шепелявого, неприветливо ощерился, демонстрируя золотую фиксу.
— Что же ты, Акси, приехал, а поздороваться не зашел? Нехорошо, неуважительно это. Люди не поймут!
Стрельнув взглядом по сторонам Акциний, выцепил еще трех громил, появившихся из-за угла. Началось! Сердце его гулко забилось, но обычный бесстрастный тон ничуть не изменился:
— Что-то я не припомню, что оставлял здесь добрых знакомых, с кем бы мне хотелось поздороваться.
— Остряк. — Голд зло оскалился. — Посмотрим, что ты запоешь, когда Пи́но сам с тебя спросит!
Поскольку Акциний никак на угрозу не отреагировал, а лишь устало прикрыл глаза, то Голд посчитал прелюдию законченной и поднялся.
— Пошли, Акси, у мастера есть вопросы к тебе!
Молча встав на ноги, Наксос зашагал в указанном направлении. Сутулясь и шаркая ногами, он убедительно демонстрировал человека, сломленного так неожиданно рухнувшими надеждами.
Голд шел впереди, трое громил пристроились сзади. Так они свернули за угол и, зайдя в проулок между складами, вышли к сидящему на ступенях крыльца Пи́но. Рядом с ним, сверля подходящего Акси единственным глазом, стоял Джохар Кривой — еще один ближник Шепелявого.
— Ну как же так, Акси! Хотел уехать не попрощавшись? — Круглое лицо Пи́но осветила самодовольная ухмылка. — Не расплатившись по долгам? Нехорошо!
Сгорбившись и враз превратившись в раздавленного несправедливостью судьбы старика, Акциний пробормотал, опуская глаза:
— Чего тянуть, Пи́но? Кончай уже, я готов!
Радостно осклабившись, Шепелявый развел руками:
— Зачем торопиться и лишать всех удовольствия? Торопиться не будем, и не надейся: ты будешь умирать медленно. Медленно и мучительно — так же, как и наши товарищи, которых ты сжег заживо!
— Все в руках Великих богов! — Поддерживая разговор, Акциний постоянно отслеживал, кто из бандитов где находится. — Прошу только об одном: ребят моих не трогай — они ничего тебе не сделали.
— Ребят? — Пи́но презрительно скривился. — Клешня и Мера должны были принести мне твою голову, только тогда их можно было бы простить. А так…