Вах! Наконец на столе предстало то, что когда-то гуляло по горным альпийским лужайкам. А нынче исходило душистым и теплым запахом. О, какой запах?!..

Уф! Да пропади все пропадом! Вся нынешняя кровавая катавасия. Пусть этот безнадежный мирок властолюбцев и вселенских хапуг проваливается в тартарары.

Имею я право на отдых. Кратковременный? Имею. Успею затолкать голову в дробилку. Чтобы прочистить мозги для лояльного восприятия действительности. И предупредительного отношения к власти.

И это правильно — власть надо любить. Как блядь с Тверской. Во всех мыслимых и немыслимых её позах. И позициях. Может тогда будут перемены к лучшему? Хотя навряд ли.

Словом, выбор у нас был на удивление щедр, как во все времена: жить или наоборот. И тут каждый волен распоряжаться собой, как вкладчик призрачными дивидендами.

— Друзья мои! Чтобы не последняя, — предложил капитан.

И мы заложили за воротнички потных гимнастерок грамм по сто пятьдесят. Царской тархунской водочки. Чтобы не последняя. У нас. А там уж как-нибудь выдержим. И будем служить отчизне не ради живота своего…

— За нас! — предложил я. — Будем бить врага вместе.

— Вместе, — загрустил капитан. — Мы, друзья мои, повязаны рамками закона.

— Капитан, будешь страховать, — успокоил я милягу-ментягу. — С тыла.

— Всегда готов! — обрадовался Коваль. — Вахтанг, а ты готов!

— Г-г-готов!.. — и поинтересовался. — Резо, а ты готов?

— Г-г-готов! К труду и обороне! А что?

— Тогда давай «Сулико»…

— «Сулико» моя любимая песнь, — проговорил притомленный шашлыком Хулио.

Полилась песнь — очень задушевная.

— Хору больше не наливать, — предупредил я капитана и отправился открывать дверь.

Приехал Никитин. После дежурства у дома Ники. Я поначалу не обратил внимания на его самодовольный видок, решив, что девушка в такую погоду не гуляла по длинному подиуму. Под взорами многочисленных почитателей её точенной фигурки. Однако, когда наш друг — враг самогона, вдруг клюкнул стопочку, я занервничал:

— Никитушка? Как дела? Что это с тобой?

— Ничего, — передернул плечами. — Душа… поет… тоже.

— Вот-вот, присоединяйся к «Сулико», — вмешался Хулио.

— Пой, ласточка, пой, — отмахнулся я от хора.

И принялся прессовать Никитушку по поводу его душевной радости? Два часа назад убыл, как нормальный человек, а прибыл агнцем Божiем.

— Агнец Божiй у нас герр Макс Залевских, — утомленно проговорил капитан Коваль, и, завалившись на подушку, уснул праведным сном. В рамках ныне действующего закона.

— Ну? — вопросил я под заунывный речитатив хора из двух голосов.

Никитин помялся, опрокинул ещё одну стопку в свой соковитаминизированный организм и признался, что не мог поступить принципами.

— Какими ещё принципами? — удивился я.

— Своими, — последовал лаконичный ответ.

Я схватился за голову — мало нам своих проблем… И что же выяснилось? Педерастический франтик имел наглость снова подкатить на своем автомобильчике. А на прощание чмокнуть Нику в щечку. Вот такой вот беспардонный казус. Разумеется, Дафнис в засаде не смог сдержать своих чувств.

— И кто он?

— А, черт его знает, — флегматично пожал плечами.

— А точнее?

— Какая-то макака импортная.

Я вспомнил весь свой лагерный запас по фене и мы отправились вызволять жертву. Из багажника машины, куда «макаку» загнал мой ревнивый друг. Хор остался пить и петь. Хотя порывался рвануть с нами, чтобы скрасить ночь славной «Сулико».

Cкоро Opel был обнаружен близ железнодорожного полотна и кладбища старых паровозов. По углубленной мысли Никитина утренние дачники должны были обратить внимание на импортную, чужую для индустриального пейзажа колымагу и освободить пленника. На это я заметил, что ход поездов скрадывает трепыхание жертвы, это раз, а два — народец у нас по утрам нелюбопытен и, если что выискивает, то лишь бутылку с пивной мочой.

На такие справедливые слова мой товарищ горько вздыхал, открывая багажник. Там пряталось испуганное до смерти существо в хламиде, похожее на мартышку из бразильской тропической чащобы. Ломая язык, я полюбопытствовал, говорит ли оно на немецком, английском, французском или каких других наречиях?

— Si-si, votka, matreska, blad, — проговорила жертва, разминая затекшие конечности и дико оглядываясь по сторонам на межгалактическую свалку ФЭДов и вагонов.

Свалка была освещена прожекторами и походила на место побоища между двумя цивилизациями. Все у нас масштабное, повторюсь: морозы, расстояния, водка, нефть, газ, системы залпового огня, партии, свалки, люди и так далее.

С грехом пополам нам удалось объяснить щеголю, чтобы он шел домой. Нет, не в гостиницу «Националь», а в обратную сторону — в тихую мирную теплую Андалузию. Иначе — бах-бах, si-si?

И для острастки пальнул из «Стечкина». Шучу, хотя вид карманной ракетной установки так потряс нашего собеседника, что он молниеносно выучил русский язык в объеме последнего курса пединститута имени Н.К.Крупской. И понял нас прекрасно.

Во всяком случае, не успели мы глазом моргнуть, как гость белокаменной уже бился у кассы в Шереметьево-2 в твердом желании улететь к своим кургузеньким жопастеньким креолкам первым же рейсом Москва-Мадрид.

Хорошо, что все закончилось таким благоприятным образом. Я сделал выволочку Никитину и предупредил, что его действия приобретают маниакально-депрессивный характер. Если подобное случится ещё раз отправлю в Кащенко. Пусть выбивают дурь за казенный счет. Квадратно-гнездовым способом. Плюс оздоровительный разряд в 380 вольт.

По возвращению мы обнаружили трех героических бойцов, павших от сулейки и «Сулико». От храпа дрожали стекла, а соседи, возможно, считали, что повторяется молдавское землетрясение 1972 года. И мучились вопросом: выносить телевизоры и жен с детьми или подождать?

Мы спрятались на кухне и связались с усадьбой, узнав от дежурного по роте Куралева — все в полном порядке: г-н Свечкин играет гаммы. С Форой. В четыре руки. Группа слушает и поэтому бодрствуют.

Я чертыхнулся и отдал Никитину раскладушку. Продавив её, он сразу уснул. Со счастливой улыбкой ребенка, которому наконец подарили долгожданную игрушку.

Я сел в старенькое кресло напротив окна. И долго смотрел в ночное сырое и невнятное пространство. И о чем-то думал.

Утром наша веселая гоп-компания оживилась чефиром и старым анекдотом о слесаре Ианыче, который, трудясь на швейной фабрике, таскал детали. И дома все время собирал автомат Калашникова. Из швейной мелочи. К неудовольствию жены.

Потом мы попрощались с милягами-ментами и отправились на работу.