На чем основывался этот вывод?

1. Происходит, по сути, физическое растаскивание российского интеллекта, «перекачка мозгов». Только в США в различных областях науки и техники работает около десяти тысяч высококвалифицированных российских специалистов, которые с полным основанием могут быть отнесены к научной элите.

2. В большинстве случаев валютное покрытие расходов иностранных заказчиков российским НИИ и КБ на порядок и даже несколько порядков ниже аналогичного уровня в развитой западной стране. По мнению экспертов разведки, иностранные партнеры в целом ряде случаев широко используют несовершенную российскую систему защиты интеллектуальной собственности.

3. Имеются большие подводные камни в научно-техническом обмене России с Западом. Управление военных программ министерства энергетики США в сентябре 1993 года, например, подготовило доклад, в котором говорилось, что через канал научно-технического сотрудничества с Россией, созданный «для стабилизации российской науки», будет осуществлен поиск уникальных технологий для передачи их в американскую промышленность и национальным лабораториям. Одновременно наблюдается стремление США и некоторых партнеров из других стран исключить доступ российских специалистов к передовым технологиям.

Естественно, что все эти положения были подкреплены многочисленными примерами.

Еще одним «новшеством» в СВР было создание самостоятельного управления экономической разведки. В числе его функций – контроль за выполнением зарубежными странами экономических соглашений, заключенных с Россией; определение объективных и субъективных причин, если такие соглашения не претворяются в жизнь; определение тех резервов, которыми обладают наши зарубежные партнеры при подготовке соответствующих документов, их реальной, а не запросной позиции; действия, способствующие возвращению долгов России (они в сумме примерно равны российским долгам); проверка истинной дееспособности фирм, предлагающих свои услуги различным российским организациям, и так далее.

Особое значение в новых условиях приобрело обеспечение экономической безопасности страны. Диапазон этого понятия достаточно широк. Это – создание условий, при которых Россия входит в мировое хозяйство не в качестве его сырьевого придатка. Это – снятие искусственных препятствий, мешающих выходу на мировые рынки российской конкурентоспособной продукции. Это – противодействие попыткам выбить Россию с завоеванных позиций в области военно-технического сотрудничества с зарубежными странами и воспрепятствовать поискам новых рынков сбыта российских вооружений. Последнее особенно болезненно для России в нынешний период, так как от сбыта продукции ВПК за рубежом во многом зависят экономическое благосостояние двух с лишним десятков миллионов россиян и в целом социальная обстановка в обширных регионах Российской Федерации. Все это должно находиться в поле зрения экономической разведки.

Вот один из примеров. В 1995 году пакистанские представители настойчиво ставили вопрос о массированной закупке у России боевых самолетов. Эти вопросы были поставлены и перед директором СВР. К этому времени мы уже знали о том, что осуществляется многоцелевое активное мероприятие. Пакистан стремился оказать давление на США, которые, будучи недовольными его позицией в вопросах нераспространения ракетно-ядерного оружия, заблокировали 500 млн долларов, предназначенных для закупки Пакистаном средств ВВС в Соединенных Штатах.

Другим направлением этого активного мероприятия – возможно, даже первым – была Индия, и здесь Исламабад, очевидно, действовал уже не в одиночку. Речь шла о попытке нанести серьезный урон российско-индийскому военно-техническому сотрудничеству.

Для того чтобы доложить политическому руководству России ситуацию в полном виде, пакистанцам по линии спецслужб был задан вопрос: обладают ли они необходимыми наличными средствами для закупки самолетов?

«Мы получили большой кредит из Саудовской Аравии», – последовал ответ.

Экономическое подразделение СВР проверило эту информацию и выявило, что никаких займов или кредитов Пакистан из Саудовской Аравии на эти цели не получал.

Может ли быть внешняя разведка идеологизированной? Однозначного ответа на этот вопрос, очевидно, не существует. Особенно если рассматривать практику разведки ретроспективно.

Я был знаком, даже находился в приятельских отношениях с Дональдом Макклейном – одним из представителей блистательной «кембриджской пятерки», которой, наверное, нет равных в истории мировой разведки. Будучи заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений, я много часов провел с этим незаурядным, талантливым человеком, который значился в институте как Марк Фрейзер, а после двадцатилетнего периода, отделявшего от появления в СССР, – он и его семья были вывезены из-под носа у английской контрразведки, которая напала на след высокопоставленного сотрудника Форин Офис, работавшего на Москву, – он снова стал Дональдом Макклейном, точнее, Дональдом Дональдовичем Макклейном, как его величали в ИМЭМО.

Шотландский лорд, он ни за какие деньги не связал бы свою судьбу с советской разведкой. Собственно, те средства, которыми он располагал, по-видимому, были бы достаточны для того, чтобы содержать внешнюю разведку СССР. Но Макклейн стал работать с ней из идеологических соображений. Я помню, как в ИМЭМО Дональд Дональдович выступал на ситуационных анализах – доктор исторических наук Макклейн, будучи одним из самых эрудированных сотрудников института, привлекался к обсуждению наиболее острых внешнеполитических вопросов, – говорил чисто по-русски, но с «неизлечимым» английским акцентом: «В интересах нашего государства» (то есть СССР) следовало бы сделать то-то и то-то.

Нельзя сказать, что Макклейн не любил Британию, особенно Шотландию. Но он был патриотом Советского Союза исходя из идеологических соображений. Однако не хотел бы упрощать Дональда Дональдовича. Вместе с нами он переживал драму развенчания Сталина, раскрытия преступлений, никоим образом не совместимых с идеологически чистым социализмом, в который он свято верил. Мы много говорили с ним на эту тему.

Неизлечимая болезнь, а Макклейн ей мужественно сопротивлялся, конечно не без помощи врачей, целое десятилетие, в конце концов увела этого замечательного человека из жизни. Весь институт, все его коллеги по внешней разведке провожали Макклейна в последний путь.

В ИМЭМО работал и продолжает работать научным сотрудником другой известнейший разведчик, Джордж Блейк. Я был причастен к тому, что он был принят на работу в наш институт. Дональд Дональдович как-то сказал мне, что к нам очень хотел бы прийти бежавший из лондонской тюрьмы, где он должен был отбывать длительный срок за связь с советской разведкой, и «очутившийся» в Москве знаменитый Блейк – тот самый, который передал нам чертежи тоннеля, прорытого в Берлине к кабелям секретной связи нашего военного командования, и сведения о том, как американцы прослушивают все разговоры, ведущиеся по этой связи. Узнав об этом, мы вели разговоры направленно, и, я думаю, нам удавалось длительное время дезинформировать тогдашних наших противников. У Джорджа Блейка были и другие заслуги перед советской разведкой. Ходатайствуя за своего друга, Макклейн сказал, прищурившись: «Поверьте, хоть Блейк и контрразведчик, но он – умный». И в Великобритании разведчики, считающие себя в высшей степени интеллектуалами, любят подшучивать над своими коллегами из контрразведки.