4 января 1993 года я направил президенту Ельцину записку, в которой поставил вопрос о поездке директора службы или его заместителя в Белград для встречи с президентом Сербии Милошевичем. В записке, в частности, говорилось:

«На основе имеющихся данных С. Милошевичу можно было бы показать реальность силовой крупномасштабной акции против Сербии и ее последствия. Ему следовало бы также предложить осуществить значимые политические шаги, призванные разрядить обстановку.

Конструктивная позиция по политическому урегулированию, активно занятая президентом Сербии, может облегчить нашу деятельность в ООН по справедливому урегулированию в БиГ.

Такой разговор с С. Милошевичем представляется желательным и с точки зрения внутриполитической обстановки в России. Президент РФ должен иметь возможность сказать, что сделал все, чтобы предотвратить удар по Сербии».

Согласие Б.Н. Ельцина было получено на следующий день, 5 января.

В результате переписки по спецканалу договорились, что встреча с Милошевичем состоится в Белграде 8 января в 20.00, через час после посадки самолета. Югославы подчеркнули, что время беседы не ограничивается. Но такая договоренность свидетельствовала о том, что сделано лишь полдела. Аэропорт в Белграде был закрыт, так как действовали санкции против Югославии. Запросили специальный комитет ООН по санкциям о разрешении полета. Пришел встречный вопрос: кто летит? Ответили: группа российских дипломатов. Опять вопрос: кто поименно? Ответили, что не считаем обязательным перечислять все фамилии – это не предусмотрено никакими правилами. Тогда нам передали: полет не запрещен, но учтите, что аэродром Сурчин (Белград) давно не принимает самолеты.

Это мы почувствовали. Садились в темноте, «на свой страх и риск». Командир корабля Ту-134 Сергей Николаевич Фифилов – прекрасный летчик, в чем я убедился не только в тот раз, вывернул самолет из снежной пелены прямо над посадочной полосой. И сели как ни в чем не бывало.

В резиденции нас уже ждал С. Милошевич. Хоть встречались мы с ним первый раз, все располагало к откровенному дружескому разговору. По дороге к Милошевичу я разговаривал с очень симпатичным коллегой – руководителем сербской разведки, который сказал, что Слободан многого ждет от этой встречи и готов к самому серьезному обмену мнениями. Бросилось в глаза отсутствие чопорного протокола, который как-то отбивает – у меня, во всяком случае, – желание сразу переходить на деловой тон с собеседником. Милошевич предложил нам отдохнуть с дороги, перекусить, но без назойливости, тем более без показного радушия. Я ответил, что сначала лучше подробно переговорить, а затем мы воспользуемся его гостеприимством.

Разговор происходил один на один через переводчика. Понравилось и то, что Милошевич не начал беседу с многочисленных приветствий в адрес руководителей нашей страны и горячей благодарности за поддержку. В некоторых восточных странах эта часть беседы иногда очень затягивается или даже становится превалирующей над всем остальным. Сдержанный, не суетливый, медленно излагающий свои мысли, умеющий внимательно выслушивать партнера – таким зафиксировался у меня в памяти Милошевич. Эта характеристика, как мне кажется, подкреплялась и его внешним обликом: спокойное лицо с высоким лбом, живые глаза, которые прямо глядели на меня, когда я говорил с ним.

Сказал Милошевичу, что, по нашему мнению, стабильное положение в Сербии может быть подвергнуто испытанию, если не найти мирного решения в Боснии и Герцеговине. Есть внешняя опасность, есть и внутренняя. Прошедшие выборы показали усиление позиции крайних националистов. Для кого-то это оказалось неожиданным – для нас нет, так как их партию подпитывают кровавые столкновения в БиГ.

Мне показалось, что Милошевичу импонировала и прямая постановка мной вопроса о необходимости перечеркнуть делом его, к сожалению, устоявшийся образ человека, далекого от миротворчества.

Спросил, собирается ли он ехать в Женеву для трехсторонних переговоров по плану Вэнса – Оуэна. Он ответил отрицательно. Я не согласился с этим, подчеркнув, что участие Милошевича будет самым заметным событием и в конечном счете решит исход переговоров.

– Но с чем ехать в Женеву, если антисербский настрой доминирует в отношении БиГ, Югославии и особенно меня?

– Вот и нужно его поколебать, – заметил я. – А с чем ехать? В своих выступлениях вы не раз упоминали правильные идеи, которые могут проложить путь к миру, но делали это разрозненно. Даже если вы отберете и объедините эти уже высказанные вами идеи в одну систему, получится единая позиция, которая, я уверен, поможет принятию плана Вэнса – Оуэна.

– Но против этого плана выступают мусульмане.

– Тем более нужна активная поддержка плана со стороны сербов. Во-первых, при обозначении на карте 10 районов БиГ по плану сербам отводится более половины территории. Во-вторых, почему сербам нужно становиться в один ряд с теми, кто хочет торпедировать проект, поддерживаемый практически всем мировым сообществом? Ведь при нынешнем отношении к сербам все скажут, что его сорвали именно они, а не кто-либо другой.

Далее разговор пошел о планах Великой Сербии. Я подчеркнул, что они в нынешних условиях абсолютно неосуществимы, даже ценой большой крови. Милошевич с этим согласился.

Я сказал Милошевичу: хочет этого кто-то или нет, но такова реальность – он является ключевой фигурой и от него во многом зависит развитие событий на всей территории бывшей Югославии, а сегодня особенно в БиГ. Однако такая реальность должна быть со знаком «плюс». Иными словами, все должны представлять себе вполне определенно, что Милошевич является ключевой фигурой при решении проблем мирного урегулирования.

Конечно, не обошли отношения между нашими странами. Говоря об их прочном фундаменте, я заметил, что Россия вместе с тем не может автоматически следовать за кем-то – это необходимо принимать во внимание нашим партнерам, какими бы они ни были близкими.

Беседа, основную суть которой я изложил, не была, конечно, первым разговором российского представителя с Милошевичем. С ним шел интенсивный диалог по линии руководства МИДа. Но все-таки, очевидно, эта его встреча с директором СВР имела значение. Милошевич принял решение лететь в Женеву. Это сыграло решающую роль.

Р. Караджич, возглавлявший сербскую делегацию, лишь накануне отверг предлагаемые принципы конституционного устройства БиГ. В результате был практически заблокирован переход к обсуждению вопросов территориального разграничения. Положение резко изменилось после приезда в Женеву С. Милошевича. Сербская делегация приняла план конституционного устройства независимой Боснии и Герцеговины, разработанный ООН и Европейским сообществом, при условии его одобрения парламентом боснийских сербов.

С. Милошевич в интервью белградскому телевидению назвал достигнутые договоренности «очень важным и необходимым шагом по пути к миру». Он особо выделил два принципа в проекте будущего конституционного устройства БиГ: признание равноправия трех народов и решение всех важных вопросов путем консенсуса.

14 января было дано поручение представителю СВР в Белграде довести до С. Милошевича, что президент России положительно отреагировал на его позицию по вопросу урегулирования боснийской проблемы и дал указание нашим службам и ведомствам предпринять ряд мер, направленных на то, чтобы добиться отказа некоторых стран Запада и мусульманского мира от негативного отношения к Белграду. Это должно способствовать продвижению к компромиссному урегулированию в БиГ.