– Какие переговоры? – заметно озадачился майор Задрочиньский. – О чем?

Голос его разом стал слегка удивленным и одновременно заинтересованным.

– Переговоры с военными из числа тех, которые были причастны к недавнему покушению на Гитлера и избежали ареста и казни. Речь о шла в основном о том, чтобы найти способ заставить или убедить командование частей вермахта на территории Венгрии не препятствовать усилиям адмирала Хорти, который собирается вывести свою страну из войны путем заключения сепаратного мира с союзниками.

Вот тут я нисколько не врал. Регент и сухопутный адмирал Хорти тогда действительно очень хотел досрочно свинтить из лагеря стран «Оси», и какие-то тайные переговоры с эмиссарам союзников, включая и представителей штаба Тито, в том числе с участием адмиральского сына Миклоша-младшего, действительно шли. Конечно, в конечном итоге, ничего путного из этого не вышло (уставший от постоянных предательств своих приспешников Гитлер быстро пресек эти поползновения в зародыше, оккупировав Венгрию и, на всякий случай, сменив вечно сомневающегося Хорти на явного нациста Салаши), но тем не менее, история-то вполне реальная. И какие-то слухи о подобном могли запросто доходить и до рядовых поляков, и до верхушки Армии крайовы. По крайней мере, для присутствующего здесь самозваного майора это точно был повод не ставить нас к стенке сей же момент, а попробовать проверить эту историю.

– Тогда как вы здесь оказались? И почему именно таким странным способом? – повторил Задрочиньский с прежним, озабоченным выражением лица.

– Нас кто-то предал. На виллу, где шли переговоры, внезапно нагрянули люди из СД. Часть участников, в том числе и мы, успели бежать. Но за нами гнались по пятам. Пули свистели над головой! Мы смогли угнать этот планер на ближайшем аэродроме. Пытались или уйти через фронт, или достигнуть занятых партизанами районов в Словакии. Но по пути нас перехватили истребители. Пришлось садиться на вынужденную. Остальное вы должны были сами видеть.

– То есть вы хотите сказать, что сейчас направлялись через фронт, прямиком к большевикам?

– А что нам оставалось? Я их тоже не особо люблю, но по мне так уж лучше к ним, чем погибнуть. В конце концов они тоже входят в антигитлеровскую коалицию, и у меня не было иных вариантов сообщить моему командованию о результатах переговоров. Если вы, пан майор, имеете такую возможность – сообщите о нас своему начальству. Раз уж наш перелет сорвался, а наземный переход линии фронта невозможен по целому ряду причин, нам необходимо как можно быстрее добраться до Венгрии. Как я уже сказал, нам нужно срочно доложить о результатах переговоров. И графиня утверждает, что у нее там хорошие связи среди антифашистского подполья.

Повисла некоторая пауза. Майор Задрочиньский глубоко задумался, практически до хруста в извилинах. Стало слышно, как продолжают орать друг на друга не поделившие самогон голоса за хлевом.

– Пока что я, честно говоря, не верю ни единому вашему слову, – сказал наконец майор. – Но для простой немецкой провокации все это выглядит слишком уж сложно и дорого. Хорошо, я попробую вам помочь, но для начала нам надо поверить ваши слова…

– Валяйте, проверяйте, пан майор. Только вы видели те «Фоккеры», что нас преследовали?

– Их трудно было не заметить.

– Так вот, если мы действительно те, за кого себя выдаем, уже через несколько часов сюда может припереться хорошо вооруженная немецкая ягдкоманда. Вам это надо? Вот и подумайте!

– Считаюсь с такой возможностью. Ладно, выйдите и позовите сюда вашу спутницу.

Я вышел на провонявшее махоркой крыльцо.

– Графиня, зайдите, – сказал я Кате по-немецки, поймав удивленные взгляды все еще кучковавшихся вокруг нас «экстремистов».

Графиня с показным усилием встала на ноги, перевела дух и, взяв в руку свой чемоданчик, вошла в избу и пропала там довольно надолго. Я даже подумал – не придушила ли она бедного майора? Но никаких сопутствующих смертоубийству шумов из избы слышно не было. Торчавшие у крыльца бурнаши из отряда «Скала» продолжали смолить махру и светски беседовать непонятно о чем на своей, польской мове. Я разбирал только отдельные слова – «bor», «las», «komar», «pozisk», «neirobstwo». Кажется, здешние повстанцы, в стиле лесорубов из известного анекдота (в лесу о бабах, с бабами о лесе) балакали про окрестности, комаров, патроны и чье-то (а может, и свое) бездействие.

Ката вышла из избушки минут через двадцать. И первое, что она сделала, спустившись с крыльца – вернула мне документы. Интересное кино. Во всяком случае, присутствующие здесь же поляки, кажется, сильно удивились.

Между тем, их майор что-то неразборчиво гаркнул из избы, кажется, призывая к себе Грабовского.

Сержант заскочил в избу и очень быстро вышел, приказав нам с графиней следовать за собой. Кроме него с нами без особой охоты пошел один из хуторян (тот, который обыскивал планер вместе с капралом), остальным велено было оставаться на месте. Возражений на это со стороны повстанцев не последовало.

Далее эти два бандюка привели нас в один из хуторских сараев или амбаров, расположенный позади жилых изб. Там было чисто, на земляном полу в левой половине сарая лежала груда сена и пара старых одеял. А в правой половине теснилось несколько десятков стоявших на полу больших домотканых мешков (с зерном, а может, и с крупой). Судя по очень узким окошкам под самой крышей, через которые ни за что не пролез бы человек, и запирающейся снаружи широкой двери, наши знакомые, украшенные белыми ореликами махновцы, использовали этот сарай в качестве чего-то вроде гауптвахты местного розлива.

– Prosze wejsc! – пригласил нас Грабовский, видимо, забывшись, но, затем разом спохватился и, перейдя на немецкий, объявил нам, что мы с графиней можем «пока отдыхать», а если захотим «до ветру», воды или еще чего-то – надо постучать и позвать часового.

– Яшнеке килдердэ туган хаулган кул гесен халык! – якобы поблагодарил я его на все том же тарабарском наречии.

Даже не поинтересовавшись, что именно я ему только что сказал, сержант привычно ухмыльнулся, запер нас снаружи на засов и чинно удалился, оставив стеречь нас своего спутника. Однако, постояв у дверей минут пять, новоиспеченный караульный тоже куда-то исчез. Возможно, он понимал, что мы все равно никуда не побежим, а может, у него вдруг нашлись какие-то свои, срочные дела. Во всяком случае, с дисциплиной у них здесь обстояло явно не самым лучшим образом.

Снаружи были слышны какие-то отдаленные разговоры на польском, потом глухо заржала лошадь, после чего я вроде бы различил звук застучавших по земле копыт.

Ката сняла пальтишко, аккуратно свернула его и, вместе с чемоданчиком, положила в угол. Потом критически осмотрела одно из одеял, расстелила его поверх груды сена и, наконец, с заметным облегчением легла на спину. Ее коротковатое серое платье с белым воротником категорически не гармонировало ни с сеном, ни с этим сараем.

– Геноссе Зур-Башлык, будьте любезны, если вам не трудно – снимите мне туфли, – попросила графиня. Не многовато ли она хотела, забыв, кто здесь кем руководит? Хотя, по идее, просьба была вполне резонная, поскольку надувшийся арбузом живот мешал ей сгибаться.