Сегодня холодно, и я закутываюсь в свитер. Но я даже рада этому морозу – можно притвориться, что еще зима. Что будущее еще не надвигается на меня, как сошедший с рельсов поезд. Весна еще не скоро, тюрьма еще далеко.

– Он поддерживает вашу версию событий. Вот послушайте внимательно, – говорит Сара, опираясь локтями о стол, пока читает заключение. – «Сильный толчок жертвы вызвал повреждение: мозг передвинулся вперед внутри черепной коробки, что было вызвано скоростью движения».

– Это еще из-за его бега, – добавляю я слабым голосом. – Он бежал, поэтому было ускорение.

– Конечно, – соглашается Сара.

Она отпивает чай, который нам принесли. Замечаю, что на краю чашки остаются отпечатки ее розовой помады.

– Повреждение, – размышляю я. – Правильно.

– Итак, мозг переместился вперед внутри черепа. А затем по инерции вернулся назад. – Она все еще смотрит в лист заключение, но пересказывает его содержание более простыми словами. – Второе повреждение, когда мозг ударился о заднюю часть черепа, называется повреждением от противоудара. Мозг опух от обеих травм, что вызвало отек и гипоксию. Понятно? Отек и недостаток кислорода.

– Да.

– Вам бы не понадобилось вникать, если бы не вот это… – Сара указывает на второе заключение.

– Что в нем говорится?

– Заключение обвинения гласит, что гипоксия была вызвана чем-то еще.

– Что такое гипоксия?

– Недостаток кислорода, – поясняет адвокат.

Точно, она же уже объясняла.

– Ох, – только и вырывается у меня, и я чувствую, что лицо начинает краснеть. Не из-за смущения, нет, мне безразлично, что подумает Сара. Но из-за паники.

Страх. Бисеринки пота выступают над верхней губой, и я раздраженно их стираю. Я знаю, что она скажет.

– Их эксперт считает, что жертва – Имран – пролежал в луже слишком много времени. Есть пара доказательств тому, что он был в воде…

– Да, он был в воде, я никогда не говорила обратного.

– Дольше, чем вы сказали. Их эксперт пришел к выводу, что его мозг начал умирать, его сердцебиение было медленнее, нежели они ожидали, и температура его тела была ниже. Сработал присущий всем млекопитающим рефлекс ныряния, – продолжает она.

– Что?.. Я… – Подробности мне непонятны, но ясно, что именно стоит за ними: они знают.

– Они заявляют, что недостаток кислорода у жертвы – от утопления, – подводит итог Сара.

– Так…

– А мы говорим, что от падения.

Я почти верю в свою собственную ложь, поэтому я растеряна и чувствую злость.

– Возможно точно сказать, что стало причиной этой гипоксии? – спрашиваю я наконец, барабаня пальцами по бумагам. – Мы можем доказать, что это от падения?

Она качает головой.

– Нет.

Я думаю обо всех достижениях современной медицины. Лазерная хирургия глаз, трансплантация сердца. Но потом я мрачно думаю о том, что рада, что нельзя сказать однозначно. Потому что они могут быть правы.

– Итак, нам нужно опровергнуть их заключение. Провести повторное исследование, – продолжает Сара. – Доказательств их правоты нет, это могут быть последствия травмы и опухоли. Если только не… – Она смотрит мне в глаза.

И я понимаю зачем она здесь – проверить. Проверить и перепроверить, как делают адвокаты.

– Мне больше нечего вам сказать. Я вытащила его сразу, и подальше.

– Хорошо, – решительно кивает Сара и снова отпивает чай. – Итак, про покушение.

– Да.

Это всю дорогу маячило где-то на заднем плане… Ожидание вопроса и надежда, что это ошибка.

– Каков может быть приговор? – спрашиваю я. – За покушение на убийство?

Она смотрит на меня и дважды быстро моргает. Она удивлена.

– Джо. Они скорее всего будут судить вас, как если бы это было завершенное преступление.

– Какое завершенное преступление?

– Убийство.

Я замираю в шоке. Сара это понимает, но продолжает говорит:

– С учетом повреждений Имрана… Это будет от двенадцати до двадцати.

– От двенадцати до двадцати чего? – переспрашиваю, полагая, что она имеет в виду вероятность в процентах. Небольшую вероятность.

– Лет.

– Лет… – повторяю я.

Мы обе молчим несколько минут.

– Недостаток воздуха, это… То есть его повреждения более серьезные?

– Они использовали выводы эксперта, чтобы получить выводы, необходимые для переквалификации дела в покушение на убийство, – говорит Сара, внимательно меня рассматривая. – Они предполагают, что вы не вытаскивали Имрана из лужи… Что вы ждали. Намеренно.

– Зачем мне было так поступать? – наивно спрашиваю я, не желая слышать ответ, но подготовив себя к нему. – И какое заключение они хотели получить?

– О намерении, – говорит мой адвокат. – Намерении на убийство.

После разговора с Сарой меня снова допрашивают.

– Джоанна, когда вы вытащили Имрана из лужи?

– Немедленно.

– Тогда каким образом он получил все те травмы, которые могут быть только у утонувшего человека? Почему он был таким холодным, Джоанна?

– Не знаю, – тихо отвечаю я. Бесстрастная Сара сидит рядом со мной. – Не знаю.

– Они изменили обвинение, – говорю я Рубену, пока мы переодеваемся ко сну.

Он был дома уже три часа, но я все это время молчала.

Его глаза в ужасе расширяются.

– Как?

– Покушение, – я задыхаюсь. – Покушение на убийство.

Но как я могла попытаться убить кого-то, кого я же и спасла?

Конечно, я знаю ответ. Достаточно даже краткой попытки кого-то убить. Одного момента. И неважно, сколько времени потом вы потратите, справляясь с последствиями.

Рубен сжимает меня в объятьях.

– Почему? – мягко спрашивает он.

– Лужа, дурацкая лужа.

Если ему и нужны какие-то объяснения, то он об этом не говорит. Просто стоит, обняв меня.

Молчание

После работы мы встречаемся с Уилфом в баре. Это первый день, когда солнце уже дарит немного тепла, хотя воздух все еще холодный.

– Как дела? – невозмутимо спрашивает Уилф.

Он в костюме и выглядит солидно, мы же с Рубеном в повседневной одежде. На мне уже все вещи смотрятся слишком свободными. Руке лучше не стало, хотя повязку я больше не ношу. Уилф осторожно отпивает из стакана с пивом и вопросительно смотрит на меня.