Тревоги одолевают не одного только Прана. Оскару Рохасу, шефу президентской охраны, тоже кажется странным, что Чавес, его ближайший друг по Военной академии, объявил себя коммунистом, приверженцем кубинской линии и фанатичным поклонником Фиделя Кастро. А ведь прежде он никогда не читал Маркса, не знал кубинской “новой тровы”[21] и не проявлял особого интереса к “холодной войне”, которую вели между собой Соединенные Штаты и Советский Союз. Откуда появилась эта ненависть к “Северной империи”, которая завладела всеми помыслами президента и с каждым днем только усиливается?

Сразу же после избрания на второй срок Чавес в очередной передаче “Алло, президент!” с одинаковой радостью говорил как о продлении собственного мандата, так и о том, что новым президентом США стал Буш. Чавес проявил по отношению к нему дипломатическую любезность:

– Мы поздравляем вас, господин Буш, с замечательным успехом и еще и еще раз хотим повторить, что мы здесь по-прежнему готовы углублять любого рода отношения с правительством, народом и институциями великой северной страны. Поздравляем вас, господин Буш!

Сразу после окончания программы Уго остался один в своем кабинете во дворце, выпил подряд три чашки кофе, выкурил одну за другой пару сигарет, установил мысленную связь с Боливаром на портрете, висящем напротив, и целиком сосредоточился на антиимпериалистическом бунте, который поднялся у него в голове.

“Клинтон уходит, но приходит другой – хуже прежнего, – думал Уго. – Буржуй, капиталист, уже считающий себя хозяином мира. Только со мной ему не сладить, пусть даже не мечтает”.

Обычно, оставшись в одиночестве, Уго любил предаваться мечтаниям о реконкисте всего континента, которые постоянно подпитывались советами его наставника Фиделя. Потом мысли Чавеса обращались к проблеме, волнующей его гораздо больше и даже лишающей сна: проблеме золота и курицы, несущей золотые яйца, иными словами, нефти и нефтяной компании. Ведь если быть еще более точным, девяносто процентов поступлений в государственную казну давала именно нефть.

До сих пор Уго вел себя осторожно по отношению к государственной нефтяной компании “Нефть Венесуэлы”, известной также как PDVSA[22], которая добывает и продает за границу венесуэльскую нефть. Компания принадлежит государству, но президент страны ее не контролирует. Он позволил работать в привычном ритме знающим свое дело технократам, и они автономно руководят компанией, чья самоуправляемость всегда уважалась ведущими политиками и первыми лицами страны. Чавес считает, что политизация компании может поставить под угрозу поступление долларов в казну. Он понимает: нефтяники – чрезвычайно нужные стране специалисты, и жизненно важно, чтобы они зарабатывали деньги, на которые Уго планирует совершить революцию.

Во время частых совещаний с руководящей верхушкой компании президент горячо одобрял ее планы широкой экспансии, а также многомиллионные инвестиционные проекты, о которых ему докладывали. Чавес всегда давал понять, что эти люди должны видеть в нем своего союзника. И руководители отрасли, хотя они когда-то, во время его первой президентской кампании, и стали жертвами критики Чавеса, с радостью отметили перемену в его тоне, а также его дружеские заверения. Они всячески обхаживали президента и старались ему угодить, всегда снабжая самой полной информацией. И в конце концов решились поверить, что без них никак нельзя обойтись и что они по-прежнему останутся неподвластным Чавесу анклавом.

Но, посчитав себя незаменимыми, не заметили, что, несмотря на все свое показное дружелюбие и словесную поддержку, президент ненавидит их за очевидное превосходство и за то, что они чувствуют себя элитой. А прежде всего за то, что это они, а не он сам контролируют главную компанию страны.

Сидя перед своим глобусом, Уго просматривает финансовые отчеты нефтяной компании и одновременно намечает воображаемые линии между Кубой, США, Латинской Америкой и странами – экспортерами нефти. Он на свой манер готовится к Всеамериканской встрече на высшем уровне, которая через несколько дней состоится в Канаде и в которой примут участие президенты всех стран континента. Он хочет использовать этот случай, как и вообще любой случай, чтобы приблизить исполнение своей мечты – объединения соседних с Венесуэлой стран. Открыто он собирается говорить об интеграции Америки, но на самом деле ставит своей целью обуздание власти Соединенных Штатов, самого крупного в мире потребителя нефти. Фидель помог ему осознать всю важность этого проекта.

Итак, вскоре венесуэльский президент вместе с еще тридцатью четырьмя главами государств континента собрались в Квебеке. А поскольку Кастро приглашен не был, Чавесу на сей раз выпала роль “единственного черта на саммите”, как сам он это определил. Так что во время заседаний и дискуссий он пользовался любой возможностью, чтобы накладывать вето, критиковать и интриговать. Команда опытных кубинских дипломатов за кулисами консультировала его. В итоге из всех глав государств только у одного Чавеса нашлись возражения против финального документа. И он громко заявил о своем несогласии:

– Я не могу одобрить пункт, где говорится, что мы берем на себя обязательство укреплять представительскую демократию, потому что в Венесуэле представительская демократия оказалась ловушкой и обрекла наш героический народ на бедность и нищету.

Президенты других стран, министры иностранных дел и журналисты не могли скрыть изумления: что он говорит? Может, его обидела та часть документа, где речь идет о необходимости изолировать и налагать санкции на страны, которые ослабляют демократическую систему, мешают исполнению правосудия, не обеспечивают прозрачность выборов и свободу слова? Может, это случилось, потому что он уже перестроил демократическую систему, учредив Ассамблею, которую сам лично контролирует, а также отправил в отставку тех судей из Верховного суда, которые оказались “не его людьми”? Может, поступки Чавеса поставили под сомнение прозрачность выборов и теперь он нацелился на свободу печати?

Нет, Чавес не согласен с этим пунктом, вот и все. К тому же он недоволен не только им. Когда после нескольких рабочих дней был достигнут общий консенсус по поводу сроков создания континентальной зоны свободной торговли, Уго опять выступил против. “Паршивая овца саммита”, – кричали газетные заголовки. Но Чавеса не волновало, кто и что о нем думает. – Мне смешна вся эта просвещенная глупость, – заявил он.

По его мнению, предполагаемая континентальная интеграция – хитрая ловушка янки, задумавших захватить латиноамериканский рынок. И Чавес не боится взять на себя роль Давида, готового сразиться с Голиафом. Его не смутят намеченные даты и соглашения. Он заключит свои собственные союзы с Южной Америкой, Кубой, странами Карибского бассейна, Китаем, Россией и государствами Ближнего Востока. И пусть Вашингтон с его марионетками оставят Чавеса в покое.